Сибирские огни, № 8 - 1983

виковым. Хотя рука -моя'ор-азу нй'бёЯ38ла,:'й*-я чувствую, рука ‘Славико­ ва тоже вмиг раскисла, и он чуть было не опустил ее в локте — но мы оба удержались на каких-то остатках гордости. Растет, надвигаясь:'ледокол; с упором смотрит на меня. — Слави­ кова нет для него. - ' Не замедляя шага, схватил меня за локоть, грубо, по-хозяйски швырнул, разворачивая назад. И я не вырвалась. Пройдя несколько шагов, он что-то вдруг перерешил, бросил меня и быстро вернулся за Славиковым. А тот как шел, так и продолжал свой путь; медленно, враскачку, задумчиво, как бы даже не заметив, что меня оторвало этим встречным ураганом. Мишка нагнал его, развернул к себе за плечо, схватил за грудки, встряхнул, притянул, но тут же с омерзением отшвырнул от себя. Сла­ виков только и успел лихорадочно всполохнуться, чтобы оторвать от себя Мишку, но уже оказался на свободе, и руки трепыхнулись в воздухе впустую, отмахиваясь, а Мишка уже шел назад, ко мне. Я сжа­ лась от страха и стыда, и только опустила глаза, чтобы не видеть Сла­ викова жалким и не предать его. •— Ну и сволочь же ты...—прошептала я. — Ничего, стерпите...— дрожащим от ярости голосом сказал Мишка. ; Мы шли молча, сопя, ненавидя, но постепенно приходило понима­ ние, что это никакая не ненависть, а строптивость, и что мы только из куражу сейчас зло сопим, чтобы фасон выдержать, а на самом деле близость уже случилась, на самом деле мы вместе идём, вдвоем, и сейчас нам лучше всего отправиться домой и яростно, зло, плача, может быть, обнимать друг друга. А дома-то отец..: А может быть, он куда-нибудь ушел? -г переглянулись мы с одной мыслью. И ускорили шаг. Так и оказалось. Мы вломились в свою квартиру. Мы и слова не успели сказать друг другу, как очутились в постели. Мы были как сомнамбулы и плохо соображали. Но тотчас же привел в сознание скрежет ключа в замочной сква­ жине. Ах ты, черт! Ну конечно же; мы открыли квартиру Мишкиным ключом, а мой-то, который на двоих с отцом, остался в почтовом ящикё... Мишка чертыхнулся, засмеялся и кинулся в ванную, а я натянула на голову одеяло и бормотала проклятия, прикидывая, успел ли Мишка спрятаться в ванной до того, как входная дверь открылась. Отец заглянул в комнату. Я не посмела высунуться из-под одеяла. Одежда моя и Мишкина, начиная от пальто и ботинок, валялаёь на полу по всей комнате. Отец, громко топая и кашляя, ретировался на кухню и затих там, давая нам возможность привести себя в порядок. Но квартира, вспугнутая им, замерла, не доверяя, как гусеница, задеревеневшая на травинке. Я не выползала из-под одеяла, Мишка сидел в ванной, не имея там чем прикрыться. Отец чуть подождал, а потом, притворившись полным дураком, бодро крикнул из кухни, что, пожалуй, он сходит за хлебом, а то в хлебнице хоть и есть еще, но только белый, а черного-то совсем нет, а вдруг за ужином захочется и черного, а? Мне стыдно было даже голос подать, я про себя мученически воскликнула: «Ой, да сходи ты, сходи!» Хлопнула дверь — так, чтобы ее хорошенько услышали. Мишка вылез из ванной. Засмеялся разоблаченным, но верным со­ юзником, а мне было так стыдно, что я только бессильно простонала, сжав челюсти, и отвернулась к стене. Хотелось зажмуриться и вырвать с корнем, как больной зуб, толц^о