Сибирские огни, № 8 - 1983

: Мищка приходит; спать и долго вздыхает в темноте, и я дышу через раз, чтобы не мешать ему.думать и дознаться др самого центра жизни, Мишка, Мишка, Мишка...— слабо плакала я, лежа в своей пустой постели, под храп пьяного отца. Г Л А В А 9 — А где Миша? — спрашивал похмельный отец. — На работе,— отвечала я, и так оно и было. Я проверяла — он действительно на работе. То есть жив, здоров, вразнос не пошел. Но, похоже, был близок к тому. Я стояла в гастроно­ ме напротив мастерской и видела в окно, как он шел на работу. Как сказал бы ослик Иа из «Винни-пуха» — это было душераздирающее зрелище. Он был почернелый, дикий и одинокий. Но куда вдруг повысохли все мои распаянные слезы, все эти ночные жалобные «Мишка, Мишка...»! — я вдруг наполнилась, как сквозняком, каким-то успокоительным злорадством. Я почувствовала покой отмще­ ния и ушла, чуть не потирая руки, чуть не приговаривая: «Так тебе и надо!» У него были глаза — как будто голые на морозе,— и я не кинулась на спасение... Мне, наконец, стало стыдно. Хоть поворачивай назад. Но тотчас некая сварливая бабенка во мне восстала на свою за­ щиту: «Да?! А чего он?!» А чего он, действительно? Я, понимаешь ли, беременная, у меня совершенно особые привилегии на правоту. Да. И я имею право на истерику, на подозрение, а ты не виноват — так докажи! Не я тебя, а ты меня должен успокаивать и спасать. И прощать. А как же! — я женщина, и никогда, никогда мы не будем равны: у меня богоданное преимущество на правоту— я продляю твой род, и бороться тебе со мной:за свою эмансипацию — не надо. Смирись, приди и сдайся на милость женщины -— приди ты, а не я, понял? Вот такие речи «она» во мне говорила, а мне было за нее немнож­ ко стыдно, но, как говорится, не хотелось связываться. Я потупила очи и промолчала в ответ ей, хотя уже точно знала, что нет ничего лучше, как. вернуться, прибежать к нему, простить и просить прощения. Но, говорят, с умом подумаем, а без ума сделаем. Надо будет — припелзет, а не надо, так... Однако, после этого утра я стала на всякий случай напрягаться в сосредоточенной любви—да, чтобы охранить его. В соответствии с Шуриным уверением в материальной силе мысли. По тому, как я уставала от этого, ясно было, что действительно мои усилия вырабатывают некую материальную энергию. Я окончательно уверилась в этом, когда заметила: на каждом человеке написано, сколько ему достается любви. Это открылось с.такой очевидностью, что я поразилась, как.раньше не замечала. Это новое понимание было дано мне, как прибор особой видимости. Я развлекалась, испытывая его. Вот едет в автобусе чей-то любимый человек: он спокоен, безмятежен — как бы сыт. А вот женщина — она немножко растерянна, и держится настороже. И хоть она и красива, и богата—меня не проведешь! Я вижу! А вот мужик сидит — большой, у.кррмленный. Наверное, приносит домой большую зарплату, и за это домашние хорошо и вовремя его кормят и обстирывают — а не любят. Он этого даже сам не понимает, зато понимаю я. И тогда я спохватилась вспоминать про маму... Вспомню и мыслен­ но подкреплю ее, поддержу на этом свете живой и здоровой... И может быть, все мы вырастаем, как на удобрении, на материн­ ской любви, и живы до тех пор, пока не израсходуем запас ее, накоплен­ ный в детстве.