Сибирские огни, № 8 - 1983

Я открыла —и там (как будто я наколдовала своим бредом), у са­ мого краешка, у самого начала (это я сразу же поняла: у начала) стоит Мишка Дорохов. Он стоит и печально смотрит, старый враг, свидетель моей бедной юности, здесь, на чужбине, и я, на секунду оцепенев и увидев, какой он постаревший, опечаленный, уставший, какие мы оба горькие люди, зат­ равленно прожившие среди чужих столько лет... я, вместо того, чтобы отступить и дать ему войти, сама выпала на площадку, обняла его за шею, зарыдала горестно и безутешно у него на плече, и он осторожно держал меня в руках, терпеливо гладил ладонями вздрагивающую спину. И весь-то вечер я то и дело срывалась в слезы и слабо жаловалась: «Мишка, Мишка...», и мы ни о чем не вспоминали, а просто сразу, с пер­ вого мгновения стали жить в любви, в последнем каком-то печальном до­ верии двух изголодавшихся заточников, соединенных одним сиротством. И говорили так, будто расстались вчера, и про свою, в разлуке про­ веденную, жизнь друг другу не рассказывали.—она вся осталась на на­ ших лицах,^—что о ней говорить! Так он от меня и не ушел больше. На другой день принес свой че­ модан. Постепенно мы узнали друг о друге какие-то детали той, по отдель­ ности, жизни: что я преподаю математику, что Мишка был женат на жур­ налистке Ирине, а еще раньше был в армии, а еще раньше... И так далее. Все это было, впрочем, совершенно второстепенно. Поначалу я с непривычки много плакала, уткнувшись мокрым но­ сом в его утешительную руку. Как будто натерпелась без него и оплаки­ вала прошлое, жалея себя с горки теперешнего счастья —тоже, впрочем, печального: оттого, что оно уж е есть, значит, ждать его больше не приходится, а наоборот, по закону перемен и течения времени впереди только гибель его. Вот она и набежала, эта гибель —как туча на солнце, когда только что разнежился на пляже, распластавшись и закрыв глаза. И делать нечего —туча до горизонта —надо сворачивать вещички и плестись домой. Я с отаянным сопротивлением в с п о м и н а ю нашу счастливую жизнь, полную радости, тихой, неубегающей, как бы надежно обес­ печенной. Как сладко было просыпаться по воскресеньям и не подгонять друг друга хлопотами. Мишка вставал раньше и варил себе кофе. Потом он читал за столом какого-нибудь своего Иммануила Канта, прихлебы­ вая изредка кофе, а я лежала еще в постели, просто так валялась, на­ слаждаясь бесцельностью, зависанием в бытии. Я любила —это еще с детства осталось лакомством —просыпаться медленно, то возвращаясь в сон, то выплывая опять в реальность. Потом вставала, мы молча обменивались взглядами покоя и люб­ ви, я медленно умывалась, убирала постель, долго причесывалась перел зеркалом, потом тоже варила себе кофе и еше намазывала булку мас­ лом, садилась с этим завтраком в комнате за маленький столик в кресло и тоже читала, приедая, или копалась в своих тетрадях. Самое дорогое было то, что, будучи вместе, мы не тревожили друг друга, как бы держа за скобками постоянным множителем уверенность, что в любой момент, как только понадобимся —получим друг друга в любом необходимом ка­ честве- Ах, это обеспеченное спокойное убеждение— как оно, оказыва­ ется, было уникально! — как цветок папоротника; неустойчиво —как плазма молнии,— и как же его нужно было хранить и оберегать —как огонь последней спички. Господи, и зачем мне был нужен этот ресторан, этот Славиков — не слишком ли дорого я плачу теперь? Мне хотелось растолкать Мишку, разбудить, закричать: «:Да что же это! Что же мы делаем, опомнись!» Хотелось прижаться к нему и попро-