Сибирские огни, № 8 - 1983

печальная морда коровы с влажными глазами — и ее, корову-то, дуру, жалко на этом холоде и на ветру! А разминать руками закисшие осклиз­ лые картофелины в ведре с теплым отрубяным пойлом —да неужели на всю жизнь! — ведь по радио, по книжкам, по кино —была где-то другая, совсем другая жизнь! «Огни повсюду зажгла суббота... снежинки хо­ роводом, и тысячи мелодий...» От этих «снежинок» я прямо дрожала, представляя себе: теплый снег в круге фонаря, и люди, смеясь, группа­ ми торопятся на свой праздник. И праздник у них совсем не такой, как здесь. Здесь что —одна простота! Побелят к пасхе дом с ультрамарином, повесят туго-глаженые занавески на окна, напекут стряпни, половички постелят свежие, и на них можно валяться в блаженной, забирающей звуки чистоте, и пахнет ванилином, сито с пуховыми пышками и таз хрустящих стружней стоят на покрывале кровати —вкусно, тихо, покой­ но— хорошо! Хорошо, да все не то! Ведь есть где-то недостижимый, влекущий мир, отголосок которо­ го — по радио — нечаянным ветром доносит в эту дальнюю деревенскую избу. Спит весь дом —и родители, и Витька,— а я лежу без сна, закрыв глаза, в кромешной тишине зимней пустынной ночи, как на дремучем оке­ анском дне, шрепродуктор над моей головой —щелочка, перископ, через который проникают сюда звуки иного, невидимого мира. По звукам я пробую догадаться, что же там, наверху, за глухой непроницаемой толщей океана, что за мир такой. Там музыка без конца и без края, и несчастный Г. С. Желтков из предсмертного письма молитвенным речитативом: «Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь?», а утром идти в деревянную школу, а там мои одноклассники —они как рыбы живут под этой толщей и не заглядываются на след мелькнувшего света. «Физика» Перышкина, «Геометрия» Киселева, и я подскажу теорему, и Мишка До­ рохов примет подсказку, хотя тут Же й усмехнется. И вдруг —как знак, как предвестие новой, другой жизни —вышло постановление: ограничить домашние хозяйства. Я тайно ликовала: не будет больше во дворе этого удручающего визга голодных свиней. А кроме меня, всем горе: жить привыкли сыто. Но закон есть закон, и каждый, вздохнув, поискал себе утешения. Мать уныло сказала: слава богу, хоть не столько теперь чугунов ворочать с картошкой, да золовки меньше побираться станут. Витьке мотоцикл купили на вырученные за скот деньги. А отец сказал: будем теперь все, как эта приезжая, Дорохова,— ни кола, ни двора. И чем она только кормится — святым духом, что ли? Мать сказала: она у соседки молоко покупает. Богатая, наверное. И я вздрогнула: наверное, богатая... Подошел раз Дорохов на пе­ ремене и осторожно сказал: — Завтра контрольная...—А сам следил за мной.—Давай так: ты быстренько решишь свой вариант, а потом мой.— Пауза. И без интона­ ции;— Я десять рублей дам. Ждал. И в глазах нечаянно промелькнуло злорадство —не удержал до времени—я заметила, но вникать было некогда, меня оглушило: де­ сять рублей... Десять рублей, а больше десяти копеек в кармане моего школьного фартука не водилось никогда: на два калача в буфете. А в магазине лежит запылившийся на витрине недоступный шоколад... Но не про шо­ колад я думала, а вообще; десять рублей! Я просто пыталасц прочувст­ вовать эту сумму как свою собственность. — Откуда они у тебя? — подозрительно спросила я, оттягивая от­ вет: колебалась.. Все-таки, десять рублей... — Есть,— уклончиво ответил Дорохов. — За что же деньги-то? —Я сглотнула и- украдкой скррила глаза в сторону. Никого близко не былр. Я рлу.стила ресницы. Дорохов вре увидел.