Сибирские огни, № 8 - 1983

вошел в комиату. и остановился у окна в своих провисших стеганых шта­ нах. Видимо, томился от долгого молчания и одиночества, хотел пого­ ворить. Но я к нему никакого сочувствия не питала и была неприступно занята..Он походил по комнате, робко заглянул через мое плечо, вытя­ нув шею: — А чё ты делаешь? От него пахло водкой. — Передать что-нибудь маме? — спросила я, не оглядываясь. Он гордо отказался. Но, уже вспомнив о ней, не мог успокоиться. Видимо, само предпо­ ложение, что он мог бы ей что-нибудь передавать, приветик какой-ни­ будь, обидно задело его. А ведь он мог, я даже уверена: он хотел что- нибудь передать — ведь муж с женой что мука с водой: сболтать сбол­ таешь, а разболтать не разболтаешь. И никого, кроме нее, у отца на свете не было. Ну так именно это его и задело. Он всхорохорился, още­ тинился и, припоминая что-то возмутительное, качал головой. — Вот ведь!.. — не утерпел он.—Она ведь что делает? Ты только послушай, что за человек! Подарила Нинке Никитиной вазу на день рождения, а сама следит, какая ей честь будет. .Приходит и спрашивает; «Нина, а где у тебя ваза, что я дарила?» А Нинка давай заикаться, мол, упала ваза и разбилась. А мать тогда ехидно так: «А я вот шла по ули­ це, а у твоей снохи на окошке эта самая ваза-то и стоит». А Нинка: мол, это совсем другая ваза, такая же, но другая. А мать: «Не может быть другая такая же, я в городе покупала». А Нинка: «И сноха тоже в горо­ де». Мать: «Нет, ты мою вазу передарила». Нинка: «Нет, она разбилась». Мать: «Нет, ты ее передарила». Нинка: «Нет, мол, сдалась мне твоя ваза передаривать, да я ее просто взяла и разбила, чтоб она мне глаза не мо­ золила, двухрублевая твоя ваза!» И вот так разругаются, мать приходит домой и два дня лежит, болеет от обиды. И я же виноват; почему не .ус­ покаиваю. А ведь ей без обиды и жить неинтересно! — Папа, ты как выпьешь, тебя не переслушаешь,— поморщилась я. Ох и надоели они мне со своими счетами! К тому же он элементарно от­ влекал меня от письма. Я холодно добавила: — Лучше скажи, что написать маме: будешь назад возвращаться или как? Отец от этих слов просто даже захлебнулся и дрожащим голосом говорит: — В дворники наймусь! Дадут комнату. Домой не поеду. Я на это ничего не сказала. Пусть как знает. Ровно вовремя явился Мишка. Против ожидания, не задержался, но радоваться было нечему: он был чужой, замкнутый и мрачно Помал­ кивал. Это начался задум. Вот как у людей бывает запой, загул —так у него задум. И может быть, это пострашнее запоя, потому что непонятнее —так и тянет холод­ ным, жутким, потусторонним сквозняком. Заляжет на диван и лежит дня три-четыре. И ощутимое напряже­ ние от него исходит. Вот как, проходя под линией электропередачи, слы­ шишь гудение в проводах — и даже не столько гудение, сколько вообще натугу,— вот так же и в комнате, где лежит или ходит в своем задуме Мишка,— гул стоит, гул — не слышный, но явственный —незнакомой энергии. У меня такой энергии нет. Я могу напрячься, подумать над какой- нибудь математической выкладкой или над житейским вопросом,— но никогда это не захватывает меня до такой степени, чтобы я забыла по­ солить бульон. Конечно, я натура слабая, колеблемая всеми ветрами жизни,— где уж мне войти в Мишкино состояние! Я оторвусь от него на день, поживу самостоятельно —всю растреплет, растеребит разговорами, улыбками,