Сибирские огни, № 8 - 1983
Г Л А В А 4 И вот я пришла домой. Пусто в дома. Мишки в это время и не долж но быть, но мне чудится особенная пустота, сиротская. Я прислушалась, воздух попробовала нюхом —не учую ли измену. И конечно же, учуяла ее во всем: в пасмурной тишине, и в пыли на подо коннике, и в стоящей в раковине немытой молочной бутылке, наполнен ной белесой водой. Я крадусь по дому и вчуиваюсь. Во что оделся, обулся, уходя? — за глянула в шкаф—нет, ушел в чем обычно. Сколько денег взял? — вы двинула ящик —да разве определишь, сколько взял, если не знаешь, сколько было. Раззява, утром надо было посчитать, уходя! Знать бы, где упасть, соломки б подстелил. И все же я пересчитываю: тридцать семь рублей с копейками. Может, взял, а может, и нет. На ресторан... Ну и что, если на ресторан,—урезониваю себя,—что такого особен ного? Ведь и я вчера была в ресторане. ...Да в том-то и дело, что есть особенное, есть, и Мишка, когда я вчера вернулась, тоже прекрасно по нимал, что есть . А я бы на его месте? Да и мне бы на его месте стало нестерпимо: приходит твоя кровная жена из ресторана и с простодушием ПТУ-шных девочек в пору их любви к танцам наивно недоумевает: «А что? Были в гостях... Спустились в ресторан поужинать...» Я вспоминаю свой вчерашний лепет и плююсь, и чертыхаюсь, и мор щусь от отвращения. А он, пожалуй, еше и довообразил себе... он ведь сумасшедший. Я упала на диван. Вытереть бы. пыль с подоконника, вымыть молочную бутылку... Не могу. Тут у двери робко тенькнул звонок. Я вскочила и жадно прислушалась — звонок был незнакомый, чу жой— чего мне ждать от него? О н а пришла? Нет, она бы позвонила властно, требовательно —царица. Почтальонка с прощальной телеграм мой от Мишки? Что за глупое предположение, Мишка не трус, он придет сам и скажет в глаза... Звонок не повторялся, и я поспешила к двери, а то еще уйдут, а я и так изнемогаю тут от неизвестности! За дверью стоял отец... Это было уж совсем неожиданно. Я сперва растерялась, а потом спохватилась и изобразила радость. Правда, не уверена, что мне это удалось. В руке у отца была кирзовая хозяйственная сумка. Посеревшая, древняя сумка, я узнала ее до последней черточки — она жила у нас с незапамятных времен: за хлебом с ней ходили- Вид у отца был виноватый, но он тоже, как полагается приехавшему гостю, крякнул и затоптался в знак воодушевления. Мы неуверенно постояли друг против друга —никто не решался первый, но и пренебречь никто не осмелился — все-таки обнялись, ском- канно, и я спрятала лицо у него за плечом, подальше от поцелуя. Мне чуть не наклоняться пришлось —такой он стал маленький. Он поставил на пол свою кирзовую сумку, снял полушубок, огля нулся на вешалку, но решил, видимо, не срамить достойную одежду сво им полушубком —свернул и укромно положил его на пол, в уголок. — Ну что ты, вот еще! — пристыдила я, подняла полушубок с пола, повесила. — Та, ладно...—он махнул рукой, отвернулся в каком-то мучитель ном приступе застенчивости, не зная, куда деваться. Мне тоже было неуютно. Он явился живым укором. Я уже года два не ездила к родителям —с тех пор, как у меня Мишка. Я никогда не любила лом. Мне жаль было тратить любовь на род ных. Ведь любовь, в конечном счете,— это собственная плоть, которую отрываешь от себя и даешь на съедение другому, Любовь —энергия, а 22
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2