Сибирские огни, № 8 - 1983

лодой томский прозаик Николай Курочкин. Главный ее герой Владимир Саломатин и в самом деле увлечен так называемой «фи­ лософией существования». Но повесть все- таки не о появлении на свете еще одного ярого приверженца модного учения. Занят Н. Курочкин проблемой куда более важной и злободневной. Особенно это становится очевидным, еслц рассматривать повесть «Пограничная ситуация» в ряду таких близ­ ких ей по духу произведений молодых си­ бирских авторов, как «Несчастный Манин» Сергея Кручинина, «Возвращение» Олега Пащенко или «Побег» Владимира Курно- сенко. «Пограничная ситуация» для их героев заключается в том, что в какой-то момент они в своем существовании заходят в ту­ пик, начинают осознавать, что продолжать жить по-старому нельзя. Но драма не толь­ ко в том, что мучительно-трудно разорвать им замкнутую атмосферу привычного обы- вания. Не меньше и в том, что они пока и не знают, что там, дальше. К «Пограничной ситуации» каждый из ге­ роев упомянутых произведений приходит по своим причинам и своим путем, но отправ­ ная точка их душевной сумятицы, пожалуй, общая. «Все хорошо, все как надо, а счастья не­ ту !— сокрушается главный герой повести Н. Курочкина,— Нету, и все тут. Так зачем все это? В чем смысл жизни?» «А он, Манин, сколько себя помнит, ни разу не был счастлив по-настоящему...» — вторит Саломатину герой С. Кручинина. «Но знал бы я сам, чего хочу»,— уныло перекликается с ними центральный персо­ наж повести «Возвращение» Павел Хаёрин. Хотя всем им, с обывательской точки зре­ ния, грешно хулить судьбу: у каждого из них до момента разлада с самим собой вполне спокойная и налаженная жизнь. Однако ни Саломатина, ни Манина, ни Хаёрина безмятежное благополучие уже не устраивает. Они начинают ощущать его ущербность, как, впрочем, и ограничен­ ность своего бытия. Ко всем троим прихо­ дит острое чувство шаткости, неуверенности даже в своем ими же для себя очерченном круге. Это и не удивительно: все они или Занимают не свое место в жизни, не имея возможности полностью реализовать себя, или не имеют такового вовсе. Певец Анатолий Манин из повести С. Кру­ чинина «Несчастный Манин» «считался в школе непревзойденным специалистом по электротехнике», но по иронии судьбы по­ падает в консерваторию. Пошел за компа­ нию на консерваторский экзамен с другом Юркой Весниным, у которого действительно дар божий, и... случилось самое невероят­ ное: «Манина приняли на подготовитель­ ные курсы, а Юрке отказали». Фортуна улыбнулась ему еще раз: окончив консер­ ваторию, он удачно попадает по распреде­ лению сразу в оперный театр, где на пер­ вых порах перед ним открывались немалые перспективы. В театре Манин с энтузиазмом берется за дело: работает много, старательно. «Он сде­ лал все возможное, чтобы стать настоящим профессиональным певцом, мастером». Но отчего тогда не ощущал Манин счастливой озаренности в работе, в том, что считал для себя искусством? Почему же результатом . . -1,70 всех его трудов в конце концов стало «ис­ таивающее, как шагреневая кожа, ремес­ ло»? Ответ, казалось бы, лежит на поверхно­ сти: раз Манин занял не свое место в жиз­ ни, то вот оно и непреложное следствие- объяснение: «Не в свои сани — не садись». В этом, возникающем поначалу, убежде­ нии читателя поддерживает и изображение Манина как человека эгоистичного, тще­ славного и завистливого, а по поведению своему, порой, и просто неприятного. Но есть в такой довольно-таки одноцвет­ ной подаче персонажа и известный схема­ тизм, сводящий все к мысли, что не займи Манин не принадлежащего ему по праву места, не появилось бы и «комплекса Ма­ нина», не возникло б у него и «пограничной ситуации». Впрочем, нет худа без добра. Художест­ венные издержки повести «Несчастный Ма­ нин» заставляют заострить внимание на не­ которых деталях, наводящих на новые, не укладывающиеся в «комплекс Манина», размышления. Я прежде всего имею в виду взаимоотно­ шения Манина с тенором того же театра Зиновием. Странное это приятельство, одно время чуть не перешедшее в дружбу, на первый взгляд, как будто бы совершенно не соответствует характеру каждого из них. Конечно, Манина притягивает магия ода­ ренности Зиновия. Но... тянется он к нему еще и потому, что смутно, интуитивно ощу­ щает он своего коллегу по несчастью, хо­ тя, казалось бы, что может быть общего между ремесленником средней руки и мас­ тером? Тем не менее Манин и Зиновий суть явления одного порядка, о чем достаточно красноречиво свидетельствует завершение творческой карьеры каждого из них: «...Та­ лантливый Зиновий, говорят, уже совсем спился, ушел из театра и будто бы работа­ ет в культпросветучилище, где его содержат из жалости, а он, Манин, еще поет, сшибает по мелочам в каждом городе, выбивая из администратора лишние концерты...» Невольно думаешь: что же лучше — как Манин или как Зиновий? Ни тот, ни дру­ гой — один со своим призванием и на своем месте, другой без оных —■.так и не обрели себя, не принесли желаемой отдачи. Но будь Манин и тем, к чему истинно ле­ жала у него душа, не остался ли бы он та­ ким, каким автор изобразил его в качестве оперного певца или филармонии? Права ведь и другая мудрость: «Не место красит человека, а человек место». Вообще, размышления о сути таланта, его направленности и наполненности в повести С. Кручинина занимают значительное место. Талант — не вспышка, а постоянное горе­ ние, умение утверждать и совершенствовать свои способности,— подчеркивает автор «Несчастного Манина».■—Это всепоглощаю­ щая страсть и преданность делу, которые и отличают подлинно творческую личность. Вот, кстати, одна из основных причин, по­ чему и гораздо, более одаренный Зиновий так и не стал большим певцом. Однако, думается, для возникновения, и всепоглощающей страсти, и умения всего себя отдавать творческому труду необходим некий стимулятор, некая направляющая духовная энергия. В чем она заключена, где ее источник?