Сибирские огни, № 8 - 1983

Единственно, что изменилось,— выражение лица соседа Павла Нило- Вича^ оно стало добродушнее и насмешливее. Все прочее не изменялось, Яшка по-прежнему чихать хотел на мою мелкую жажду славы, я не стоил его внимания. Другие —стоили, а я — не стоил, вот это-то и обид­ но! Состав Яшкиных жертв казался расчетливо избранным и предопре­ деленным, ворон явно отдавал предпочтение людям, вхожим в высокие круги, сферы, учреждения. Его профессионально-воровской вкус был яв­ но не дурен и выдавал высокие птичьи убеждения. «Соблазнять ворона так соблазнять»,—решился я. Мое отчаянное решение совпало с Яшкиным прилетом. Я смел с подоконника всю бле­ стящую бутафорию, открыл настежь окна, а на подоконник положил старинные карманные часы «Молния». Тяжелые, никелированные, с доброй серебряной цепочкой. Блестящий корпус ласкало предзакатное вечернее солнце и отражалось теплым молочным светом. В силах ли ворона выдержать такое искушение? Чтобы не быть птице помехой, затаился за ширмой, отделяющей спальную комнату от небольшого коридорчика. Ничто и никто не могли помешать Яшке. Почти все отдыхающие ушли в санаторный клуб смот­ реть французкую комедию про блондина в желтом ботинке, и сосед Павел Нилович ушел. Но я не хотел быть слепой жертвой спровоциро­ ванного мной самим разбоя, сообрудил в ширме небольшую амбразурку, в поле зрения попадали и часы, и кусочек угасающего за окном неба. В моем убежище было неловко и неуютно, торцом упиралась в лопатки дверь, от перепревшего да вдобавок пыльного воздуха першило в глотке, носу; ноги затекали от неподвижности. Мелкие тернии сопутствовали мелкой жажде славы, и хоть вмиг можно было избавиться от пустячных страданий, я все-таки не отступал. Тщеславие и самоунижение терзали меня. Кто я — ревнивец к чужой славе, выживший из ума и впадающий в Детство неврастеник, человек, страдающий комплексом неполноцен­ ности? Тень скользнула по подоконнику, и тут же в густой, знойной ти­ шине надтреснуто прошелестели крылья, я всрепенулся, напрягся, ожи­ дая увидеть ворона, но не увидел его, а только слышал полет, знакомый по звуку, характерному для Яшки, всполошенному, пугливому. Полет постоянно преследуемой птицы. Я ждал, когда Яшкины когти вопьются в серебряную цепочку, и едва сдерживался от того, чтобы не закричать о своей удаче. Но в цепочку впилась не когтистая лапка во­ рона, а старческая ручонка, насквозь перерезанная бледно-желтеющими сухожилиями. Крик застыл в горле. Что за банда орудовала под Яшкину марку? Закричать и выдать себя — не наживешь ли беды? Промолчать — не окажешься ли пособником темных дел, творящихся в санатории? Ве­ лик был страх, но и велико любопытство — в чьи руки попали часы? Осторожно, на цыпочках, вышел из укрытия, прикрываясь шторой, выглянул из окна. Смешно сказать, что явилось причиной страха,— поспешно улепетывала от нашего коттеджа техничка баба Катя, славная, добрая старушонка, а с кучи черной земли взлетел ворон, унося в клю­ ве что-то блестящее, бесформенное, ничуть не напоминающее часы. Их совершенно определенно уводила баба Катя. Если бы мне минутой ранее сказали, что баба Катя нечиста на руку, моему возмущению не было бы предела, она в санатории олицетворяла чистоту и порядочность. Услужливая, всегда готовая войти в заботы и печали отдыхающих, чуждая лицемерия, лести, она казалась той жен­ щиной, что создана неверующих в правду возвращать в веру, мятеж­ ных — к миру, обиженных — к покою. В ней угадывалось высокое ма­ теринское назначение, она была не только матерью своих детей, но и матерью всех нас. Но бог мой, как слепо наше сердце и как скоро мы поддаемся обаянию материнства, поддаемся, если оно даже ложно! Очевидней очевидного обаяние бабы Кати шло от лукавого, мне ничего не стоило поймать старушонку за руку, но вместо праведного гнева я почувствовал душевную апатию, размягченность, из моей жизни уходи­ ло что-то незыблемо-святое, я возвращался к житейской обыденности.