Сибирские огни, № 8 - 1983

Я озираюсь в пунцовой утробе ресторана — я здесь впервые. Офор­ мили, подлецы, с понятием: зовущая жаркая темнота, цвет красных внутренностей. Меня знакомят с Ректором; Славиков немного заискивает, Шура выжидательно молчит, а Ректор улыбается на три части: мне, Шуре и Славикову — и всем достается с избытком. Еда, вино. Оркестр готовит свою аппаратуру. Живот подбирается в ознобе предвкушения: музыканты пробуют звуки. Я не сказала Мишке, в какой гостинице... Как-то еще придется от­ читываться. Авось как-нибудь. Не думать об этом, потом, потом... Этот зал напоминает мне утробу,— говорю я. Ведь что-то на­ до говорить. А я никогда не видел утробы,— воспитанно признался Ректор. Там как в пещере,— поделилась я. Они засмеялись. Смеются надо мной. — Да-да1 —настаиваю я. Мне в детстве снился повторяющийся сон: будто ползу я по тесной пещере, на четвереньках, а выход все сужается и сдавливает меня, но ползти почему-то надо. И вот уж мне приходится в ужасе принять са­ мое беззащитное положение: навытяжку —меня так легко раздавить! И стискивает, стискивает со всех сторон, а я продолжаю выбираться с нарастанием ужаса — и от страха просыпаюсь. — Мне снилось, как я рождалась: как из пещеры. Ведь сон —это считывание старой записи подсознания, так? — И мне такой сон снился! — преданно заступилась Шура. — А я свое рождение проморгал! — говорит Славиков и подливает всем коньяк. Сдались им наши сны... Я ничего не пью, даже шампанского, чтобы не пахнуть вином — пригодится дома, ёсли умалчивать ресторан. Впрочем, дело не в вине и не в ресторане —в Левке дело. Левку Славикова мне важно умолчать, вот что. Мишка прав, не надо было мне сюда ходить. Не надо мне здесь сидеть. А я сижу. Внутренне зажмурившись, чтобы не видеть необходи­ мости встать й уйти. Шницель вкусный. Картошка фри, салат ассорти.... Мишка меня все время воспитывает и открывает мне глаза — чтобы я не жила вслепую, как это делает'большинство. А я все равно сижу в ресторане. Общество пьет. — Пойдем, покурим?— наклоняется ко мне Славиков. Шура растерялась: она робеет оставаться вдвоем с Ректором. Но мне же охота послушать и Левкины любовные намеки, я встаю. Любовь он завел от скуки, она у него липкая, как карамелька в ладошке, но по гулянке сойдет. На кафедре, когда мы оказываемся вдво­ ем, Лева Славиков поднимает на меня очи, томно глядит и протяжно вздыхает: «Ли-и-ля...» — а я делаю вид, что ничего не понимаю, и гово­ рю: «Меня так назвали в честь отцовской гармошки». И так греемся этой игрой: он разыгрывает красивое страдание не­ разделенной любви (ведь я в п о л н е замужем), а я непонимание—и оба в безопасности. Сели мы с ним в холле, он закурил. — Ой, Лева, я еще один феномен памяти вспомнила,—затаратори­ ла я,—Мне еще снилось все время отцовское поле боя и как меня рани­ ло— слушай! Будто бы изрытая взрывами долина, а я на какой-то воз­ вышенности. Все гремит и грохочет. И вот, будто летит пуля —летит так, что я вижу ее траекторию...