Сибирские огни, № 7 - 1983
Укатил Васька-Чубарь с вечера, а сам за деревней, в прилеске гдей* то, меринка спрятал и вернулся потемками обратно. Подпер Васька дверь, подпалил хозяйскую лавку и поскакал себе развевать кудреватым чубом по шалому ветру. Гори она та лавка вместе с хозяином! Скоро Чубаря встретит довольная хозяйка, распахнет перед ним закрома да кладовые! Эгей! Живи тогда, Василий Иваныч! Царствуй! Так, верно, думал приказчик, торопя под собой меринка. Да уж луч ше бы конь его в болото обронил. М-да... Когда лавошницу вытащили из огня, да одну без мальчонки, в из бытке боли, распахнулась она душою и все грехи разложила перед Сте паном Матвеичем гадальными картами. Оказалось, что и девчоночка, которую Евдоким-живишник нашел в коноплях, тоже приказчиков вы- следыш. Вот она, какая комета пролетела над деревнею. — Одного только не могу на себя принять,— говорила перед смертью лавошница,— не подбивала я Василия на поджог. Все годы я боялась в грехе открыться, чтобы не принять от тебя скорой смерти. А выходит, что человек от праведной кары по кругу бежит... Тем же днем, когда лавошницу поклали под белую простыню, Сте пановы работники привезли Чубаря домой и поставили перед хозяином. — Закрыть в амбаре! —приказал тот. Людям, однако, пояснил: — И без того полно греха. Не хочу добавлять миру страха. Отойдет покой никам сорок дней, тогда и поглядим, что делать. И приставил в досмотр злодею проныру татарина. Однако не мину ло и второй недели, когда из ближнего прилеска вышел крепкий мужик с котомкою, а с ним стройная девка, да вприскочку поспешала за ними черная коза. Вся деревня выплеснула со дворов навстречу Евдокиму. Не вдруг случилось бобылю понять, за какие такие победы вышла ему всенародная встреча. Виноватым считать себя он и не думал, но и святым перед всею деревнею быть не готовился. Одна баба, вовсе затырканная нуждою, вдруг зашлась тонким кри ком, завидя Степана Матвеича: — Беги, Евдокимушка! — Я те побегу, береста гнилая! Я те побегу! И лавошник предстал перед Евдокимом. За пройденные годы накопил торговый хозяин что тела потного, что гордости своенравной... Видно, сумел настолько людей от себя отодвинуть, что его теперь никакой долгой рукою не достанешь. Вон как по-есаульски вышел он на круг! И Найдену так облил чесночной одышкой, что Евдоким отвел дочку осторожной рукой за спину. Уж и не знаю, что сказал бы на такую смелость Степан Матвеич, кабы не коза. Черная опять нацелилась рогом на лавошника и заблеяла, будто заругалась. Народ захохотал, а кто-то сказал в толпе: — Вот шельма старая. Узнала родню! Видать, не шибко стремился Степан Матвеич, чтобы Чернуха при народно чесанула его ниже спины, потому и скомандовал Евдокиму: — Пошли! А козу пусти на траву. До самого позднего вечера никакого дела в доме Степана Матвеича новым работникам не определилось. Хозяин все водил их по кладовым, показывал богатства, будто они к нему торги торговать явились, а не в ярмо впрягаться. — Кому оставлю?! — спрашивал он слезно бобыля.— Ты, Евлоким, счастливей меня о'казался. А мне вот никтошеньки теперь не утрет сле зы горючей, никто не услышит, как стону я стоном каждую ночь... «Куда он гнет? —думает про себя Евдоким.— Пошто стелется, старый прыщ?» Вовсе к ночи зазвал хозяин гостей "в белую избу, за стол усадил возле себя, угощать принялся.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2