Сибирские огни, № 7 - 1983

Уже ко христовым годам подкатила его жизнь, а Евдоким тот все в одиночку по тайге ходил, все живицу собирал да малой охотой промышлял себе на пропитание. Не было у Евдокима на земле ни единой души, с которой мог бы он разделить свою печаль-кручину. А хватило бы у Евдокима этого добра да на три его жизни. Вот как-то принес бобыль сдать лавошнику живицу, взял за нее нужного припасу, поскидал в мешок и напрямки пошагал к себе в тайгу. И только бы выйти ему из деревни — на вот! Встречь да покусан­ ному и собака бежит... Прям-ка за последним двором, в коноплях, уло­ вил Евдоким ухом — пищщит кто-то живым писком. И так скребно, будто по шестку ножом водят. Бобыль сунулся в конопли, раздвоил на стороны — эко ли! Корчится в коноплях девчоночка молошная, ножонками сечет. Да-а! Глядеть бы на такую страсть, да не нашим глазам. А комарье уже успело пообкусать девчоночку. Принял Евдоким пискунью на широкие ладони свои и остро почуял в руках трепет живого тепла. Стянул бобыль с себя рубаху исподнюю, скулемал Найденку свою, как получилось, и вернулся обратно в деревню. Сбежались бабы да ругаться взялись: — Ты нам, Евдоким, ту шлюху приведи, что ребенчишку под кб- ноплю свалила! Мы ее, пустобрюхую, ногами за две березы, привяжем, да отпустим... Разве ж это баба! Разве ж это мать! — Кто ее знает, — отвечает Евдоким, — может, девчоночку нуж­ да подкинула, а не зло? Может, померла мать-то... Притихли бабы. А одна какая-то и советует: — Ты, Евдокимушка, вернись-ка до.лавошника да спроси у него: не оставит ли он девчоночку у себя? Жена-то лавошникова хоть и тол­ стеет день ото дня, а не может Степану Матвеичу ребенчишка выронить. Не то поле солончаковое, не то зерно солоделое... Свернул Евдоким опять ко Степану Матвеичу в лавку. — Ты, паря, нешто опупел? — вытаращился лавошник на бобыля. — Этак ты мне цельную артель понатаскаешь! Мало ли на свете сирот? — Куда ж мне ее теперь деть-то? — чуть не плачет бобыль. — А это дело хозяйское, — отвечает лавошник. — Господь тебе ее на руки поклал, его, голубок, и спрашивай. А мне думается так: ты один-одинешенек в судьбе своей, и Найденка твоя такого же начала. Вот и возьми ее к себе. Хотя и помучаешься, зато на старость себе дочку вырастишь. — Когда бы мне бабою стать, я и разговору об этом не затеял бы,— отвечает Евдоким.—Или бы, на худой конец, коровенку иметь... Как же мне такешеньку крохотулю поцнять-то безо всего? — А я те, паря, козу дам, ежели у тебя все дело в молоке, — хохочет Степан Матвеич. — Коза молодая, первого окоту. И бумазейки дам... Бери! И мыла дам, и муки... — Антересно бы мне знать, — удивляется бобыль, — чем ты за щедрость за свою шкуру с меня снимать станешь? Ножом али вдер стянешь? — Так окромя рук, чем же ты мне еще отдашь? Опять же руками! Подрастет твоя Найдена, вместе и отработаете. :— Гляди, Евдоким, не обдурись! Соглашайся! — толкает его под ребро озорной лавошный приказчик Васька-Чубарь. — Какая-никакая, а теплиночка рядом пощебетывать будет. Ну! — А! Была не была! —согласился бобыль.—Давай козу! Все козы в кощаре пуховые, все мышастой масти, а одна аспидно черная, да глаза, что у черта, зеленым огнем горят. А худа коза, а обшарпана... «Сщас мне Степанка подсунет эту дохлятину»,—подумал Евдо­ ким, увидевши Чернуху. т