Сибирские огни, № 7 - 1983
КРИТИКА АИТЕРАТНРОБЕДЕНИШ В, Дубровская МЕСТО И ВРЕМЯ Круг вопросов, которые поставил Р. Ви- нонен в своей статье ', представляются важ ными потому, что здесь ведется речь о гра ницах, о той действительно подвижной зо не, где совершается скачок в иное качест во — из явления местного значения в сферу современного литературного процесса. Я ду маю, что обращение критики именно к этой проблеме может быть действительно полез ной и для самой литературы, И для писате ля, и для читателя. Однако та категорич ность, с какой Р. Винонен отрицает нали чие особенностей, возможных в литературе разных областей, превращается в одно сторонность. По существу, автор заметок допускает две позиции критики: она или утешает поэта в его хлопотах вокруг места своего обитания («сначала география, а по том все остальное»), или решительно утвер ждает, что «Уральский хребет двоит страну, но. не литературу». Афоризм все-таки про блемы не разрешает. И когда далее утверж дается: «Поэт потому и поэт, что чувствует себя обитателем вечности», хочется спро сить: не пусто ли ему там? Не холодно ли? Во всяком случае я не вижу повода пре небрегать «местом» ради «вечности» в пер вую очередь потому, что у поэтов на этот счет свое соображение: «Далёко до столь ного града, и Русь им отпущена тут, они за нее, если надо, и смертную чашу испьют». Это Л. Мерзликин, один из поэтов, живу щих в Барнауле. Свидетельствуют же его стихи о том, что в поэзии так называемых регионов (в частности^ имею в виду поэтов Алтая, Барнаула) есть свре понимание здешнего и всеобщего, которое возникает как в пространственной, так и во временной определенности. Это и позволяет нам иной раз говорить отдельно о поэзии Алтая, Си бири или другой какой земли внутри нашей страны. И вполне возможно, что индивиду альность поэта, живущего вдали от лите ратурных центров, раскрывается полнее всего именно там, где обнаруживается про тиворечие его, обитателя вечности, с со бой — жителем этого места и этого вре мени. Уверена: даже если брать только геогра-1 1 См. «Сибирские огни», 1982, № 9. фию, она не заслуживает того, чтобы быть просто так сброшенной со счета. Между нею и поэзией есть та связь, которая, напри мер, обозначена в любимой всеми умной детской книжке: «...Ведь Поэзия, Кричал ки,— это не такие вещи, которые вы находи те, когда хотите, это вещи, которые находят вас; и все, что вы можете сделать,— это пойти туда, где они могут вас найти» (А. Милн. «Винни-Пух и все, все, все»). Ве роятно, можно вести речь об особых вдох новляющих ресурсах природы, которая да же в пределах одной только Сибири разли чит литературу Алтая и, допустим, Красно ярского края. В. П. Семенов-Тян-Шанский упоминал в своих сочинениях о таких мо ментах, которые сообщают географии «необ ходимый художественный элемент». Крити ка же весьма неохотно обращается к другим областям знания, обозначая все прочее пре небрежительно-суммарно: «география да биография». Место, с которым оказались связанными началом своей биографии почти все корен ные поэты Алтая,— деревня. И по сю пору стихи о деревне считаются едва ли не ро довым признаком литературы этого края. Обращаясь сегодня к созданному такими поэтами, как Л. Мерзликин, В. Башунов, Г. Панов, Н. Черкасов, В. Казаков, можно говорить о том, что деревня дала им не только тематику, но и определила в извест ной степени и круг их идей, и своеобразие их поэтического видения. Для В. Башунова в деревне дорого не собственно деревенское, а родное. Деревня в его стихотворениях — это дом и природа. А в последней книжке, вышедшей в Барнау ле в прошлом году,' место, где обитает его лирический герой, становится все более про странственно-обобщенным: Не тикая идут часы мои в кругу природы, родины, семьи. Однако этот круг остается строго очер ченным, это не вселенная, но и далеко не узкий мир «географии да биографии». Не обходимость разомкнуть пространственные границы поэтического мира ощущается поэ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2