Сибирские огни, № 7 - 1983
чтобы только забрали, а все равно гово ришь: мои. Куда денешься, если такая строительная специфика... Точно тдк же, от этой самой специфики, зависит и выпячивание строителем своей работу. Ведь если, к примеру, на оператив ке он говорит, что несмотря на то, что ему тот мешал, тот сорвал, те не предоставили, не завезли, но он все равно выполнил рабо ту, то всем ясно: он старался, трудился, «пахал», преодолевая трудности, короче, работал до надрыва пупка. Однако, если он просто и скромно скажет: «Я сделал», то, выходит, не было никаких трудностей, ничего он не преодолевал, пупка не надры вал. И возникает естественный вопрос: а работал ли он вообще? Что-то уж больно все легко получилось. В лучшем случае ему не поверят, в худшем ,же завалят дополни тельной работой. Раз легко сработал, зна чит, есть резервы, а резервы, известно, должны быть использованы. Это как раз тот случай, когда скром ность выходит боком. Недаром же умные люди говорят, что для строителя излишек скромности такой же дефект, как и недо статок нахальства. Тут главное иметь чув ство меры. Отсюда и получается: если строитель хо чет нормально работать, хочет, чтобы ему верили и, не дай бог, не заваливали допол нительными заданиями, он вынужден, имен но вынужден выставлять свою работу, свою личность. Это, конечно, в какой-то степени шутка. Но народная мудрость говорит, что В каждой шутке есть доля правды. Есть. Эта доля и здесь. И притом немалая доля. Но я немного отвлекся. Итак, что касается Колосова, то пожи вем — увидим. Пока же ясно одно: Ивана Семеновича полностью устраивает почти тельно-робкое отношение к нему мастеров. Это еще больше поднимает его авторитет среди рабочих, особенно в бригаде. А в бригаде; чувствуется, жизнь трудная. По тому, как испуганно смотрят члены брига ды на бригадира, как все замолкают при его окрике, как беспрекословно, с какой-то непонятной торопливостью выполняют все его распоряжения, и непосвященному ста новится ясно, что обстановка в бригаде сложная. Меня Колосов встретил приветливо-на стороженно. Для него я представляю по мимо общего интереса еще и личный: : со хранится ли его теперешнее положение само собой или придется драться? А что драться он будет, я почти уверен. Сегодня моя уверенность, к сожалению, подтверди лась. Начинается проба сил. Иван Семено вич показал зубы —- не выполнил указание мастёра. Узнал я об этом после работы, когда Колосов уже уехал. Что ж, в поряд ке воспитания и для ускоренного внедрения на участке нового твердого правила — ува жительного отношения к мастерам, придет ся дать ему так, чтобы всем стало ясно: мастера не слушаться нельзя. Но все это будет завтра, а сейчас надо закругляться, потому что мой сосед по но меру, проектировщик-сантехник из Москвы, усиленно приглашает меня отведать како го-то особенного кофе, приготовленного ка ким-то особым способом. Честно сказать, я к кофе совершенно равнодушен и в нем абсолютно ничего не понимаю,'а уж если и пью, то. столовский, с молоком, при отсут ствии чая. Но рядом, из-за кастрюли, над паром которой блаженно постанывает со сед, выглядывает свиными глазками вкрап ленного сала настоящая московская чайная колбаса в окружении горбатых ломтиков настоящей московской булки. Поэтому я совершенно искренне готов превратиться в профессионального кофейного знатока. СТЫЧКА Сегодня у меня был довольно трудный день. Колосов, хотя и потерпел поражение, нервы мри потрепал основательно. Все началось с проступка, по местным понятиям, весьма обычного: накануне двое рабочих из бригады Колосова пришли с обе да под хмельком. Узнав об этом, я заин тересовался их спором с мастером, Людми лой Ивановной. Тут же приказал ей немед ленно отправить любителей хмельного домой и в дальнейшем без письменного объяснения к работе не допускать. Оба уже на меня поднялись: — Ты, начальник, не шебутись! Ты — начальник, да еще не начальник. Вот когда будешь нам такие заработки выводить, что бы, кроме хлеба, и на пиво хватало, тогда и командуй. Связываться с ними не стал. Сказал ма стеру, чтобы передала мое распоряжение Колосову, и ушел. Нарушение трудовой дисциплины я счи тал настолько очевидным, а непременное исполнение приказа настолько безуслов ным, что даже не поинтересовался его ис полнением. А вечером, после пересменки, Людмила Ивановна спросила: — Вы, Андрей Максимович, Колосова совсем простили, или как? — Что значит простил, и что значит «или как»? — удивился я.— Разве он этих алко голиков не отстранил от работы? — Нет. Иван Семенович попросил не от правлять нарушителей, пообещал погово рить с вами и ушел. Когда же вернулся, сказал: «Пусть работают». Я подумала, он с вами договорился... — Зря вы, Людмила Ивановна, успокои лись. Такие вещи надо проверять и пере проверять. Но это на будущее. Ах, Иван Семенович* Иван Семенович! Вот ты, ока зывается, какой? Ничего не скажешь, здо рово. Ну и что же за работу он им дал? — Поставил перекладывать доски. За полдня они с кубометр переложили. Какая может быть работа от пьяных? После сме ны Колосов мне сказал: «Вот видишь, и смену отработали, и все шито-крыто, без шума, значит. А отстрани мы их от работы, тут тебе и профсоюз, и администрация, и пятно на участок. Кому это надо? Лучше тихо, по-семейному». За вечер >и половину ночи я все обдумал. Вечером выпил чашку особенного кофе — и до трех часов сна ни в одном глазу. Правда, сосед утром с улыбкой сказал, что это, вероятно, от бутербродов. Так вот. Мучаясь бессонницей, я имел возможность обдумать сложившуюся ситуацию. Я понимал: это разведка боем. Какая, мол, будет реакция? Колосов, безусловно, готрв уступить — нарушение дисциплины
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2