Сибирские огни, № 5 - 1983
стиснул зубы, стал работать, и работать, назло всем чертям добиваться своего счастья. И как-то постепенно стало все налаживаться. Работал я бухгалтером районного отделения Госбанка, работа нравилась. А вскоре и женился. Жену мою звали Долгорма. Но не прошло и года, как обрушилась великая беда на всю нашу Советскую Родину, грянула война. Жена моя родила в январе сорок второго. Она написала мне на фронт, что первенца нашего назвала Виктором. Как будто десятки солнц запылали у меня в душе! Теперь и погибнуть не страшно, думал я, есть у меня наследник, который будет носить мое имя, который продолжит род кузнеца Хорхонока и казака Бальжинимы. Как будто крылья вы росли у меня, ох, как бил я фашистов! Сражался, не поднимая упав шей шапки, засучив рукава. Ранен был несколько раз, но, подлечив шись, снова возвращался на фронт... 6 Пришли теплые весенние дни. Степь, как бы покрытая серой ве тошью, ожила, зазеленела. По буграм, по косогорам зацвели сиренево синенькие цветочки сахилзы. Они похожи на бабочек, облепивших степ ные бугорки, возвышенности, холмы, и кажется, что эти бабочки вот-вот вспорхнут. Только и ждут одна другую, чтобы сразу всем вместе под няться в воздух. Волнуются, трепещут лепестки, покрывая всю степь свежим, синим покрывалом, и вся степь кажется такой легкой, такой крылатой! Бутэдма сидела, отдыхая, на круглом холмике, сплошь усыпанном цветами сахилзы. Полуденное солнце так приятно пригревало, по всему телу разливалось тепло, клонило ко сну. Перед глазами расстилалась долина Юро вплоть до искусственного озера, на северном берегу которого виднелась летняя стоянка ее отапы. Западнее находилась отара Даба-Жалсана. Отсюда, с этого холмика, Бутэдма ^идела расцветающую степь чуть ли не до Верхнеюройского молочного гурта. А за спиной ее лежали лысые, а дальше уже лохма тые отроги Хамар-Дабана. Послышался глухой топот коня. Бутэдма подняла голову: да, точ но — от летника скакал ее младший брат Дармажап. «Как быстро он обернулся,— подумала озабоченно Бутэдма,— Наверное, опять холод ный чай пил». Дармажап легко спрыгнул с рослого гнедого коня, присел рядом, не говоря ни слова, а затем растянулся в зеленой траве, устремив взгляд в голубое бездонное небо. Бутэдма с удивлением взглядывала на него. В последнее время Дармажап очень изменился, стал задумчивым, молчаливым... Что-то беспокоит его? Но спрашивать Бутэдма не решалась. Придет время, сам расскажет. Чтобы как-то начать разговор, Бутэдма коротко осведоми лась: — Чай-то, конечно, не согревал? — А зачем его греть в такой теплый день? — улыбнулся брат.—■ Ты, сестра, иди обедать, я до вечера побуду у овец. Дармажап пружинисто поднялся, вскочил на гнедого и помчался к овцам, пасшимся в ближнем логу. Бутэдма только головой покачала ему вслед. Овцы усердно жевали молодую траву, почти не сходя с места. За долгую зиму они ослабели и теперь старательно наверстывали упущен ное. Овцы эти были из тонкорунной элиты, предназначались для улуч шения всего колхозного стада и поэтому были поручены Бутэдме Базар- садаевой, самой опытной и добросовестной из всех чабанов. Засмотревшись на овец, Бутэдма вздрогнула от голоса брата. Он вернулся с полдороги. — Забыл тебе сказать, у нас был секретарь парткома Доржиев,— завтра надо тебе ехать в район, на партактив.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2