Сибирские огни, № 5 - 1983
После того как мы похоронили отца, для нас настали тяжелые времена. В основном по хозяйству работала наша мать. Мне исполни лось одиннадцать лет, и мало-помалу я начал ей помогать. От вось милетней сестренки помощи ждать не приходилось, но и она старалась по мере сил. Весною мы с мамой вспахали клочок земли, я боронил деревянной бороной, а сеять помогали Соседи. Чаще всех приезжал отец Даба-Жалсана дядя Очир. Особенно ощутили мы его помощь в пору сенокоса. Но сколько бы ни помогали нам добрые люди, без отца нам было очень трудно. Наша семья едва сводила концы с концами. Сейчас, взрослого, меня поражает неутомимость матери. Как тяжело ей прихо дилось! И все-таки для нас у нее всегда находилось доброе слово. А когда к нам приезжал Даба-Жалсан с отцом, мама отпускала нас играть, чтобы мы могли наиграться досыта. Больше всего мы любили представлять лам и нойонов. А после уходили на берег Урмы и, засунув руки в прозрачную воду, вылавливали маленьких хариусков. Иногда приходил к нам наш сосед Гэлэг-Жамсо Намсараев и приносил нам маленькие луки со стрелами. Мастерил он их сам и учил нас из них стрелять. Ему не надоедало возиться с нами, а нам было всегда так весело с ним! А Гэлэг-Жамсо незаметно, между играми, учил нас простому крестьянскому труду. Только теперь я это понимаю и удивляюсь, как хватало у него времени заниматься с нами! Неуныва ющий был человек. Проходили дни за днями, лето сменяла зима, наступала весна... Вот уже три года минуло со смерти отца. И вот однажды летом к нам в дом пришла радость: у нас с Дари появился маленький брат. «Отец ващ пришел к нам в образе этого мальчика,— сказала ма ма,— давайте назовем его Бальжинимой». Когда я был совсем маленький, лаская меня, мама говорила: «Мы с папой пригласили из Юройского дацана Юндэн-габжу, он долго молился, ударял молоточком о наковальню твоего деда — кузнеца Хорхонока, вызывая твою душу. Вот ты и родился». Мама называла меня ненаглядным сыночком, говорила, что я похож на своего деда- кузнеца, и спрашивала: «Кем ты будешь, мой маленький, когда выра стешь?» А я хотел быть ламой или большим нойоном. Мы, дети, посто янно играя в лам и нойонов, считали, что они самые большие люди на земле. А когда родился мой маленький братик, я несказанно удивился: «Ведь мы не приглашали ламу из Юройского дацана, никто не стучал по наковальне, чтобы вызвать душу маленького Бальжинимы. Как же он мог прийти без вызова и без стука по наковальне?» Мы очень любили нашего малыша, на недолго мы порадовались на него. Беда опять пришла в наш дом. Зима двадцать девятого года была очень суровая. В нескольких километрах выше нас по Урме, у подножья Бэрхэ-Дабана, жил наш дядя Сэбдэн. В эту осень дядя Сэбдэн ушел из жизни, и тетя Гунжэд осталась одна. Она была очень больна, и нам пришлось зимовать с ней. Перебрались мы к ней со своим малочисленным скотом. С верховьев Хамар-Дабана нанесло снега, запорошило долину Урмы. Говорили, что это Хорхонок-Дархан бешено работает своими кожаными мехами, дует на холодные угли кузнечной печи, никак разжечь не может, слишком холодная зима. Однажды вечером, мать сняла кипящий суп в черном большом чугунном котле и поставила на пол прямо у печки. В избе был полумрак. Тлели угольки в печке, и слабо горела самодельная свечка. Керосиновые лампы тощц были редкостью. По стенам бродили тревожные тени. Вбежала Дари со двора, и порывом ветра загасило свечку. Стало совсем темно, и в этот момент раздался крик... Наш маленький браг опрокинул на себя чугун с кипящим супом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2