Сибирские огни, № 5 - 1983

Высокочтимый лама с трона слез, за бабами-молодухами бегать стал. — Ну, ты я гляжу, уже и сам сочинил... Только нельзя такую — А почему? Они же вон какие песни поют. — Оттолкнете от себя верующих. Не грубые песни сочинять надо, а содержательные. На свою сторону надо верующих перетягивать. — Понял я тебя, Бальжинима. Правильно ты говоришь. Так и сделаем... Однако мы с Даба-Жалсаном подадимся домой. Скоро я опять к тебе приеду. — Приедешь, конечно. Поможешь похоронить меня, дорогой друг... Голос дяди Очира стал хриплым: — Не говори так, Бальжинима. Может, еще поправишься. — Э, нечего зря говорить, Очир. Теперь я уж не встану... Прошу тебя, присматривай за семьей моей. Живите хорошо и счастливо. Через несколько дней на северной стороне речки Урмы, на восточ­ ном склоне впадины Эмэгэты, в теплом сосновом бору, появился еще один холмик. Еще одна человеческая жизнь покинула этот мир. Над холмиком, на высоком столбе, тревожно затрепетал от свежего ветра большой белый флажок-мани со священными словами молитвы... 2 Полевая дорога проходит посередине хлебного поля. Мчится по ней, подпрыгивает на ухабах «газик» председателя колхоза Дамбы Дамчеева. «Газик» трясет, бросает из стороны в сторону, скрипит пыль на зубах у председателя. Но не сбавляет скорости Дамба Бальжинимаевич, резко крутя баранку из стороны в сторону, костерит почем зря дорож­ ников и думает: «Надо будет пройтись по этим местам грейдером...» Стояла середина последнего месяца весны. С северо-вострка мед­ ленно занималась заря, постепенно разгорался день. А там, на западе, еще чернел густой лес и мохнатые горы со множеством складок-рас­ падков выступали из темноты ночи, принимая все более четкие очер­ тания. Бурин-Хан со своей плоской скалой на вершине, похожая на еги­ петскую пирамиду гора Баян-Зурхэн, угловатая, скалистая Хущата- Ундэр, окутанная облаками,— как корабли из моря, выплывают они из темного неба. А ниже гор, на веселых зеленых полянах, синим пламенем полы­ хают цветки сахилзы, ириса. И среди них серыми нахохлившимися островками разбросаны кусты степного ковыля, дэрсэ. «Да, весна... Опять весна,—думает Дамба Бальжинимаевич.— Девятнадцатая моя весна, с тех пор как я стал председателем колхоза...» Восемнадцать лет трудился Дамчеев. Поднимал колхоз, думал не о себе, о людях... В последнее время стало сдавать здоровье, пошали­ вать нервы. «Устал я, устал что-то, видно, пришло время идти на покой. Чувствую, что не выдержу больше». Прошлым летом кто-то поджег новый дом Дамбы Дамчеева. От обиды слег председатель в больницу. «За что? — спрашивал себя.— За что? За то, что всего себя отдавал родному колхозу? Что не поощрял лентяев и пьяниц, что требовал от них честности и трудолюбия?» Дол­ го болел Дамба. Жена его Долгорма почернела от горя. «Устал я, устал,—снова подумал Дамба Бальжинимаевич.— Незаменимых людей нет. Пойду в партком, попрошусь на покой,