Сибирские огни, № 5 - 1983

дров и положил их в очаг. Весело заплясали языки пламени, в горшке закипел суп из зерен ярицы и старых вареных-переваренных костей. — Дамба, сынок, подойди ко мне,— послышался слабый голос отца. И я мигом подбежал к нему.—Дай-ка лобик, сынок. Дай я тебя поцелую... В глазах у меня защипало, и я, сопя, уткнулся отцу в плечо. — Сын мой, Дамба, тебе уже одиннадцать,— заговорил отец пре­ рывистым, глухим голосом.—Скоро я уйду от вас... Уйду в потусто­ ронний мир. Я не успел довести руки твои до ганзаги \ а ноги — до стремян. Но ты остаешься в доме за единственного мужчину. Жалей мать, помогай ей в работе, присматривай за сестричкой, сынок мой... Что ж поделаешь, раз судьба у меня такая. Приходится умирать дома, на мягкой постели, когда даже на русско-японской войне не погиб... Я верю., что твоя судьба гораздо светлее, лучше будет... Установлена хорошая власть. Советская власть. Служи этой власти, сынок, верно и добросовестно. Пусть народ уважает тебя, сын мой... Из глаз моих так и сыпались слезы, и я вытирал их рукавом. — Не плачь, сынок, не плачь. Ты же мужчина, да еще казак. Сын казака не должен плакать. Зашла с ведром молока мать и приостановилась у дверей, как бы прислушиваясь к нашему разговору. Я осторожно встал с места и выскользнул во двор. Там ребятишки играли в прятки, бегали, смеясь, между домами и сараями. Солнце только что зашло, и от речки Урмы тянуло прохладным ветерком. Мне совсем не хотелось играть, в горле у меня стоял комок, и я тихо побрел на берег речки. Я сидел там долго, пока не появилась бледная луна. Она грустно осветила долину Урмы, где приютилась наша почерневшая избушка, и тихо уползла к высоким черным горам Хамар-Дабана. «Как было бы хорошо на этом свете, если бы не засыхали ни тра­ вы, ни цветы, ни деревья... Если бы люди никогда не умирали...» Я не знаю сам, как появилась эта мысль во мне, но она мучила меня. Когда я вернулся домой, мать с Дари ужинали. Отец уже не мог ничего есть. Утром он проговорил слабым дрожащим голосом: — Время кукованья подходит к концу, скоро наступят жаркие дни в долине. Пора кочевать на летнее стойбище. Негоже топтать тра- ву, трудно будет косить. Завтра же и кочуйте... — Как ты сказал? А ты? Ты говоришь так, как будто не будешь кочевать с нами? — Э! Меня нет смысла туда перевозить,— начал было говорить наш отец и потом, скороговоркой, совсем понизив голос, закончил: — Ты са­ ма понимаешь, Сурэн. Человек, доживающий последние дни, не дол­ жен жить с детьми... Будете иногда приходить ко мне, напоить меня да поддержать огонь в очаге. Ничего не ответила мать наша Сурэн. Она все понимала. Прошел день, прошла ночь, и наутро, позавтракав, мы собрались кочевать на летник. Нам помогали соседи. Крупные вещи грузили на телегу, мелкие — перетаскали на руках. Отец оставался в зимовье один. После полудня прискакал из Самхага Гендунов Очир. Он был большим другом нашего отца. Они воевали вместе на русско-японской войне. Он часто навещал больного отца, а на этот раз взял с собой семилетнего сына Даба-Жалсана. — Эх, казак, казак! Стройный, красивый казак! Что с тобой, ка­ зак? Не ты ли рубил налево и направо головы иноземным врагам? — присев рядом с другом, держа его сухие костлявые руки своими большими, сильными, очень грустно произнес дядя Очир.1 1 Г а н з а г а — седельный багажный ремень