Сибирские огни, № 5 - 1983

дой наживы жена счетовода Пэпжэт Нор- боева заставляет мужа купить мори«-хур, бурятский музыкальный инструмент. Един­ ственный инструмент, привезенный в сель­ ский магазин, не достается чабану Галдану, самоучке-музыканту. Пэпжэт, называющая инструмент пиликалкой, намеревается, как .видно, продать его на рынке подороже. Но справедливость торжествует. После концер­ на, устроенного в честь дня чабана, прав- ргение колхоза премирует чабана Галдана бурятским морин-хуром... В долгом и мудром течении жизни по­ беждают справедливость, добро, любовь,— утверждает своей книгой Цыден-Жап Жим- биев,— и потому никогда не иссякнет проз­ рачный источник, вечно поящий прекрасное дерево красный сандал... МАРИЯ БУШУЕВА Владимир Корнаков. Шатун. Повесть. М., «.Советская Россия», 1982. «Кынгырга — небольшая речка. Но па­ дает она среди гольцов, мечется в камен­ ных теснинах, кипит, поэтому, видно, и по­ лучила такое имя: кынгырга, по-эвенкий­ ски — бубен шамана. В старину, может, название это означало табу, речку обходи­ ли стороной, не решаясь даже поблизости развести костер или сделать привал. Поэто­ му человек не оставил здесь следа, ничем не нарушил первобытного покоя природы»... Так начинает свою повесть Владимир .Корнаков, русский прозаик, чья судьба по жизни и творчеству неразделимо связана Бурятией. В повести этой два главных героя — эвенк Багулов, охотник, таежник, и его взрослый внук Илья, человек, окончивший институт и поэтому считающий себя обра­ зованным, передовым и современным. Старик, готовясь к смерти, решает в по­ следний раз преподать своему внуку урок жизни, один из тех, которые давал он ему еще в ранние годы. Жизнь в городе, учеба побудили внука теперь откоситься к этим урокам как к чему-то старому, ненужному, свидетельствующему только об отсталости его народа в прошлом, отсталости, которую теперь для него стал олицетворять и сам дед Багулов, называемый всеми за непосед­ ливый образ жизни Шатуном. И вот они идут по тайге к последней сто- ,янке Шатуна, к тому месту, которое долж­ но стать его вечным пристанищем. И- шаг за шагом Илья мучительно созна­ ет свою отторженность от той жизни, кото­ рую ему предполагало прошлое, отторжен­ ность от природы. Он понимает теперешнюю свою неспособность преодолевать трудности таежного пути как извечную враждебность, дикость природы, а жизнь человека в таких условиях как вынужденную необходимость, в прошлом неграмотного и забитого, наро­ да, а теперь — как последнюю странность старика, как его прихоть, из-за которой еМу — человеку образованному, цивилизо­ ванному — приходится так мучиться, так остро осознать свою противопоставлен­ ность природе. Сыном ее он был, учеником ее — и спо­ собным — был, но теперь он давно уже .живет иными ценностями, он весь в связях с машинной цивилизацией, он уже не толь­ ко физическое ее порождение, но и порож­ дение духовное. Однако не прихоть руководила старым эвенком, когда он повел за собой внука в далекую тайгу. Не прихоть, а желание в последний раз, властью обычая, предписы­ вающего погребальный ритуал, самою сво­ ей смертью пробудить во внуке его душу, которую он постепенно утрачивает, заменяя ее неразделимость, ее производность от при­ роды, от памяти прошлого,— стандартным .набором приемов общения с миром и людь­ ми, стандартным набором поверхностных знаний, которые, увы,— не могут помочь человеку, когда он остается один на один с миром, лишенный машин и приспособле­ ний. От деяний личности зависит повсе­ дневно сохраняемая подлинная связь вре­ мен, связь поколений, а на этой связи и только на ней держится то, что не дает ис­ чезнуть душе человека. Повесть драматична и напряжена не толь­ ко в движении сюжета, драматизм уже в самой постановке проблемы, которая может показаться тривиальной, но на поверку ока­ зывается вечной, поскольку специфичность материала, оригинальность его трактовки, смелость писателя делают проблему поко­ лений проблемой широкого конкретно-со­ циального звучания, и из сферы этики она переходит в сферу мировоззренческую. Так ли безоглядно достоин отвержения и разрушения опыт отцов, так ли однознач­ но и безоговорочно можно считать прошлое бытие малых народов — диким, а их созна­ ние отсталым, если оно породило язык, сцементировало национальными чертам« основу характера, если оно заложило нераз­ рушимый фундамент под всю теперешнюю культуру народа, сотворив и пронеся через века не только сказки, песни, эпос, обычаи, обряды, но и то естественное понимание человека как части живой природы,, понима­ ние взаимосвязи, зависимости человека от природы и не побудило его к отторжению себя от природы и природы от себя... Илья усваивает уроки умершего деда, усваивает их, нам думается, слишком быст­ ро и благополучно. И очень хотелось бы, чтобы не только ли­ тература, пишущая о том, как должно быть, но и реальная жизнь, где, увы, не всегда происходит так, как по идее должно быть,— являла нам такие же оптимистические при­ меры воспитания, какой мы встретили в ро­ мантической повести Владимира Корнакова. АЛЕКСАНДР ПЛИТЧЕНКО Лопсон Тапхаев. Золотой корень. Стихи. Пер. с бурятского Владимира Бояринова. М„ «Современник», 1981. Все мы дышим одним воздухом, ходим по одной земле, ощущаем тепло одного солн­ ца. Если на улице мороз — все мы одинако­ во прикрываем лицо, если дождь, то струи дождя не делят людей на поэтов и не поэ­ тов, всех обласкают, всех одарят, не жа- леючи. И все-таки природа не безучастна к тем, кто дышит воздухом земли так, как будто каждый глоток воздуха, и первый, и .последний, к тем, для кого каждый шаг по земле — открытие и откровение. Мпр от