Сибирские огни, № 5 - 1983

холодно, ни жарко. Пусть ломают, если им это нравится, но ведь они сбивают с пути истинного других, которым надо занимать­ ся делом. И те идут за ними, как доверчи­ вые бараны...» Думаю, не надо даже напрягать особо память, чтобы узнать в этом «философском' этюде» отголоски многочисленных дискуссий и схваток между «физиками» и «лириками», возникавших некогда на страницах моло­ дежных газет. Только у Р. Киреева все здесь утрировано, шаржировано, доведено до аб­ сурдных крайностей,— видимо, с целью как можно резче, контрастнее обозначить «ми- ровидения» героев, до конца выявить их разногласия. С явной иронией описана и та «опасная игра», которую затевает Карманов, чтобы выбить железного Свечкина из равновесия, поселить в нем страхи и сомнения. И преж­ де всего страх перед смертью. — «Коровку мелешь? — кивал я на розо­ во-белый фарш, что медленно лез из по­ блескивающей никелем электрической мясо­ рубки. Он смотрел на меня, не понимая, но уже в тревоге, уже предчувствуя, о чем поль­ ется наша беседа. И я не обманывал его ожи­ даний. Едва он выключал мясорубку (а он старался не выключать ее подольше), как в наступившей (кладбищенской!) тишине я принимался подробно растолковывать ему, что когда-то это было живой коровой, кото- , рая ходила, дышала, ела, пила, чувствовала, и вот что осталось от нее. А человек между прочим... состоит из тех же белковых соеди­ нений, что и эта несчастная корова. Где она сейчас? Ведь у нее были какие-то привычки, она знала своего хозяина, что-то чувствова­ ла... Где все это? Нету. Остались лишь бел­ ковые соединения...» Карманов затевает этот разговор в поряд­ ке розыгрыша, «хохмы», .сам в общем-то не придавая никакого значения «вечной проб­ леме» жизни и смерти, не испытывая ника­ кого мистического ужаса перед «бездной не­ бытия». Однако Свечкин всерьез принимает условия игры и начинает по-своему разре­ шать эту проблему, чтобы раз и навсегда побороть в себе страх перед смертью. Он и тут пускает в ход свои самые испытанные средства — логику и систему. «...Свечкин не дрогнул под моими отрав­ ленными стрелами. Он зашел в «Канцеляр­ ские товары», купил общую тетрадь в кле­ точку и аккуратным почерком человека, не склонного к отвлеченным суждениям, вывел: «§ 1. МОДА. Почему она меняется? По­ чему двадцать лет назад носили короткие платья, потом — длинные, а теперь — «ми­ ди»? Ведь женские ноги оставались все это время без изменений— такими же, как и сто и пятьсот лет назад». (Свечкин, думаю, написал бы именно так: ноги. Не фриволь­ ное «ножки», а «ноги».) Итак, почему «женские ноги» на протяже­ нии столетий не претерпевают заметных из­ менений, а мода с калейдоскопической ско­ ростью предъявляет нам все новые узоры? А потому, что однообразие утомляет. Вол­ нует лишь новое... Не то ли и с человеческой жизнью? Враз бы утратила она всю свою остроту и заман­ чивость, если бы стала вдруг вечной». Вот так проблема, над которой бились сотни лет лучшие умы человечества, перед которой пасовал сам Лев Толстой, оказа­ лась разрешенной человеком, не имевшим к философии никакого отношения. Причем Свечкин «расправился» с этим проклятым «вечным вопросом» на удивление легко и быстро — с той же стремительностью и опе­ ративностью, с какой он добывал для своих фабрик дефицитные молнии или пряжки. Виктора Карманова, никак не ожидавшего, что затеянная им игра-«хохма» даст такой неожиданный результат, «открытие» Свеч­ кина буквально потрясает. Потрясает на­ столько, что он, несмотря на свою личную неприязнь к Свечкину, готов возвести его на самый высокий пьедестал. Можно, утверж­ дает Карманов, испытывать глубокую ан­ типатию к подобным людям, можно сколько угодно иронизйровать над их узкопрагмати­ ческим образом мышления, однако нельзя не признать, что именно таким и только та­ ким, как Свечкин, можно доверить руль, дать право вести «автобус прогресса». «Ху­ дожники не годятся для этой роли. Дух — слишком хрупкая субстанция, чтобы выдер­ жать столь сильные перегрузки, как кажу­ щаяся бесцельность пути или — еще хуже — его конечность. Я уж не говорю о бездон­ ных пропастях по краям дороги. Тут нужен точный глаз и сильные руки. Нужны желез­ ные нервы. Быстрота реакции. Умение счи­ тать и предвидеть. Короче говоря, нужен Свечкин. Администратор (или шофер, если угодно) Свечкин». Аллегория, на первый взгляд, более чем убедительная, и это рассуждение вполне можно бы было принять за итоговый вывод всего романа, если бы не одна «закавыка». Я имею в виду историю с таинственным ис­ чезновением записок-улик, собранных отцом Петра Свечкина с целю разоблачения махи­ наций директора пригородного совхоза. Суть здесь не в том, что в этом «темном деле» оказался косвенно замешан Свечкин-млад- ший. Суть в другом — как выясняется, Петр Свечкин в одинаковой мере и «мог» приложить руку к хищению записок и «не мог». Мог потому, что директор совхоза был его другом и играл не последнюю роль в сложных деловых комбинациях генераль­ ного директора объединения «Юг». Но с другой стороны, Свечкин слишком любил своего отца, чтобы пойти на такую под­ лость. Размышляя над этим странным про­ исшествием, пытаясь установить истину, Карманов решает прибегнуть к испытанно-, му методу самого Свечкина — к системе и логике. Он составляет длинный реестр, где перечисляет все «за» и «против». И получа­ ется... получается форменный парадокс. Оказывается, поступки так называемых ло­ гичных людей очень трудно предугадать, очень сложно «вычислить». Да, эти люди имеют обыкновение, прежде чем принять какое-то решение, тщательно все продумать, взвесить, разложить по полочкам, им непре­ менно надо положить на одну чашу весов все «pro», а на другую — все «contra». Но когда этих «противовесов» слишком много (как в данном случае со Свечкиным), чаша может очень долго колебаться то в одну, то в другую сторону. И вот эта-то шаткость и всего опаснее. Ибо тут от благородства до подлости — всего один шажок, всего одно «деление»... Так в романе Р. Киреева беспо­ щадно развенчиваются и принципы жизни, основанные на «чистой» ложке и «чистом» Интеллекте, и сам носитель этих принципов.