Сибирские огни, № 5 - 1983

Входя, протягивала она куда-то в про­ странство шляпу, но куда бы она ни про­ тягивала ее, руки Свечкина были тут как тут. Никогда не торопящегося, но всюду успевающего Свечкина. А тонкие ноздри уже трепетали, предвкушая. — Что у нас на ужин?» Очень заманчиво в данном случае квали­ фицировать Свечкина как человека-машину, человека-робота (что инйе из критиков, ничтоже сумняшеся, уже сделали). Но я никогда не поверю, что можно до такой степени «автоматизировать» себя, никогда не поверю, что у человека, даже живущего в век расцвета науки и техники, может быть некий «пульт управления», способный на­ прочь отключать все эмоциональные его центры. Если перед нами человек, то чело­ веческое все равно, хоть однажды, в нем прорвется, как прорвалось оно, к примеру, у «человека-машины» Каренина в его зна­ менитом «пелестрадал». Ну, а если не прорвется, если данный субъект не спосо­ бен даже проявить по-человечески чувство ревности, то вывод здесь может быть один: не человек это вовсе, а нечто вроде. Вот и Свечкин нечто вроде человека, существо, сознательно, как мне представляется, обде­ ленное, лишенное по воле автора целого ря­ да чисто человеческих качеств,— во имя создания героя-условности, героя-идеи. В пользу того, что герой Р. Киреева не сто­ лько живой человек, сколько некая вопло­ щенная идея, можно привести еще один довод. Согласно известной формуле реализ­ ма, типический (т. е. реальный, взятый из жизни) характер должен действовать в ти­ пических (т. е. в реальных, жизненных) об­ стоятельствах. У Р. Киреева мы видим нечто иное. Его Свечкин, как администратор, директор предприятия, живет и действует не в реальных жизненных обстоятельствах, а в некой условной идеальной сфере. Ведь если говорить прямо, без обиняков, то вся эта чудо-фирма «Юг» не столько плод адми­ нистративного гения Свечкина, сколько плод фантазии автора, чистой воды вымысел, утопия. И Р. Киреев пишет эту современ­ ную производственную идиллию с вполне определенной целью,— чтобы полнее и яс­ нее выразить саму идею,' заложенную как в главном герое, так и во всем произведении. Идея же, которую несет в себе Свечкин как литературный образ, в общем-то не но­ ва; она в той или иной степени уже была воплощена в целом ряде других персона­ жей — в Сабитжане («И дольше века длит­ ся день»), в Игоре Селезневе («Ягодные места»), в Рейне Пийдерпуу («Сребопря- хи»). Читатель, конечно, уже догадался, что за идею я имею в виду. Да, это все та же идея «логичного человека», человека, кото­ рый во всех своих поступках, действиях и помыслах руководствуется голым расчетом, опирается на «чистый интеллект». Только у Р. Киреева эта идея доведена до • своего логического конца, полностью реализована и материализована, ибо носителем ее яв­ ляется человек, обладающий, в отличие от героев Айтматова, Евтушенко, Ветемаа, большими правами и полномочиями. В са­ мом деле, кто такие Сабит5кан, Селезнев и Рейн? По сути — еще мальчики, только- только начинающие действовать примени­ тельно к подлости, подающие надежды де­ ляги и карьеристы. Свечкин в сравнении с ними — фигура, величина, «значительное ли­ цо», наделенное огромной властью; свои жизненные принципы о« не только оформил в виде убеждений, не только сотворил из них кредо — он их уже воплотил, овещест­ вил. И результат этого «овеществления» — идеальное швейное объединение «Юг». Са- битжан же, как и Игорь Селезнев, и Рейн Пийдерпуу, свои «убеждения» пока что претворяет в мелкие, грязные делишки, и гордиться им, прямо скажем, нечем. Свечкин в сравнении с этими пигмеями не просто значительная фигура — он на их фоне выглядит и вполне порядочным человеком, приносящим громадную пользу обществу. Но — вот тут и обнаруживается истинный парадокс — при ближайшем рассмотрении оказывается,, что и «великий Свечкин», и ничтожные в своих делах и помыслах гепои Айтматова, Евтушенко, Ветемаа, по сути, одного поля ягодки, представители одного племени. Тщательно исследуя «феномен Свечкина», давая нам возможность просле­ дить за поведением этого героя в самых различных ситуациях, Р. Киреев в конце концов снимает с него нимб величия, обна­ жает всю его духовную пустоту, показыва­ ет, какую немалую опасность таит в себе этот неистовый поборник голого расчета и «чистого разума». Начинается это разоблачение с момента, когда Свечкин, провоцируемый Кармано­ вым, ударяется в философию, всерьез заду­ мывается над проблемой жизни и смерти. Тут, видимо, есть смысл сказать несколько слов об антиподе Свечкина — журналисте Викторе Карманове, который, как мне ка­ жется, тоже был истолкован критиками из­ лишне прямолинейно, без учета жанровых особенностей романа «Подготовительная тетрадь», сочетающего в себе и утопию, и сатиру, и элементы философского романа. Карманов, несмотря на то, что персонаж этот куда более «человечен», нежели Свечкин,— все-таки тоже фигура в некотором роде ус­ ловная, тоже содержащая в себе пародий­ ное начало. Если железный Свечкин — во­ площенное рацио, то Карманов — сама чув­ ствительность и ранимость, с которыми так эффектно контрастируют физические дан­ ные этого героя, вся его почти двухметровая, гориллоподобная фигура. Если Свечкин — чистой воды «физик», то Карманов — совер­ шеннейший «лирик», причем этому четкому распределению ролей вполне соответствуют и. те споры, которые возникают время от времени между героями-антиподами. «Свечкин мыслил. — Как было бы хорошо,— произнес он, напряженно усмехнувшись,— если б все на земле думали только о хольнителях и пу­ говицах. Сигарета замерла в моей руке. Что под­ разумевал Свечкин? Я прямо спросил его об этом, и он, помедлив, ответил. Все гранди­ озные идеи, все изнуряющие поиски истины, все хитроумные построения философов и праздных сочинителей («Ваша заумь»,— так кратко и зло охарактеризовал он то, что я пространно развернул сейчас) — все это принесло людям неисчислимые беды. Только беды, и ничего кроме. Горстка очкастых ум­ ников, вместо того, чтобы шить плащи или стряпать рассольник по-ленинградски, лома­ ют голову над чепухой, от которой большин­ ству — подавляющему большинству! — ни