Сибирские огни, № 5 - 1983

собираем его... И даже поздно ночью за кружкой чая мы говорим лишь о работе. Дядька Степан не мешает нам. Он словно бы догадывается, что в наших душах тоже совершается какая-то работа. Он лишь улы­ бается, украдкой поглядывая на нас, а то вдруг скажет: —Молодцы, парни!.. Нам приятно, но и только. Мы и сами чувствуем, что мы молодцы и что есть в нас нечто такое, чего прежде не было. И пришло это «нечто» совсем недавно, быть может, вчера... И уж Ваньчатка иной раз говорит: «Вот когда я вырасту...» Мне с каждым разом все труднее уходить из тех мест, где «стоит» табун дядьки Степана, и расставаться с Ваньчаткой. В такие минуты я долго вожу пяткою по земле и, в конце концов, говорю: «Буду на той неделе. Может, и раньше...» И Ваньчатке, знаю, тоже нелегко расста­ ваться. Но он молчит и все глядит мне вслед, глядит... Иногда я обер­ нусь, крикну: «Жди, матадур! Уж мы потом...» Потом... потом... Много чего было потом. В середине августа на ко­ нюшенный двор влетает жеребец, весь в мыле, круга два еще дает вдоль заплота, и—падает... Когда прибегают люди, у жеребца уже стеклене­ ют глаза и в хвосте у него... матерый волчище вцепился в хвост, да ви­ дать, неудачно: клыки намертво зажало жестким волосом... Слышал я: у волка повадка такая —нагонит коня, вцепится ему в хвост, потянет на себя, потом отпустит... Конь летит через голову, тут ему и... «Чей жеребец? Никак из табуна дядьки Степана?..» А тут и сам дядька Степан появляется, бледный, руки трясутся, он прямо из больницы... Наклоняется над жеребцом, заглядывает в мертвый глаз его, говорит с тревогою: — Стая... Волчья стая... Этот матерый-то — верщак... главарь... Беда! Ведь там пацан... Ваньчатка...— Срывается с места, отвязывает от коновязи чью-то лошадь, скачет в степь... Дядька Степан приезжает поздно, и не один —сидит позади него на лошади Ваньчатка. Лицо у парня иссиня-желтое и руки слабые... Дядька Степан заводит Ваньчатку в контору колхоза, усаживает на лавку, говорит со смущением в голосе: —Ай да матадур! Вбегает в контору тетка Ворончиха, бросается к сыну, раскидав ру­ ки, колода карт выпадает у нее из кармана фартука, но она не заме­ чает этого, целует Ваньчатку, плача, прижимает к груди. А через полча­ са и мы с дядькой Степаном выходим на крыльцо. Дядька Степан говорит: Кобылы-то, как учуяли стаю, враз сбились вкруг и жеребят вытолкали на середину. А буланый-то жеребец-то начал носиться, не подпуская волков. Я видел, вся земля изрыта и зверье есть побитое... Силен был буланый, но и он сплоховал, когда матерый волчище запу­ тался у него в хвосте. Вот тут и выскочил на своем кауром Ваньчатка, думая пособить буланому...' Лешай!.. Ему бы спрятаться, раз такая напасть, а он... он... Батькина косточка у Ваньчатки, и не гляди, что хилый, да-а... Ну, значит, волки-то смяли его коня и самого чуть не полоснули по горлу. Ладно еще, не сплоховал Ваньчатка, поднялся с земли да к жеребчику,, тому самому, со звездою на лбу...—Дядька Сте­ пан ненадолго замолкает, говорит с недоумением: — Я потом пытался поймать жеребчика. Куда там!.. И близко не подпускает. А Ваньчат- ка-то без узды справился с ним. Надо же, а?.. Матадур, истинно!.. Если бы не Ваньчатка, волки смяли бы табун... Где-то через неделю мы с Ваньчаткой перегоняем табун на новое место. Я пытаюсь вызнать у него, что было в ту ночь да как было?.. Ваньчатка молчит. Мне кажется, он и не помнит всего-то... Степенно бредут кобылы, низко, от гнуса ли, от недавно ли пере­ житого, до самой земли опустив морды; резвятся жеребята. И облако за ними тянется розовое. ♦