Сибирские огни, № 4 - 1983

Чтоб избежать позорного попона. Отводит Игорь-князь свои полки. Ведь молвил Игорь: «Всеволод, брат милый! Шеломами нам Дону не испить. Мы видим много половецкой силы, Пока не поздно, надо отступить». Но Всеволод сказал, готовясь к брани: «Своим полкам ты, Игорь, господин. А у меня же есть мои куряне, И с половцами справлюсь я один. Мои куряне, брат, не отступали. В курянах, как в себе, уверен я — Под трубами не зря их повивали. Не зря кормили их с конца копья». Вот дети бесовы прегородили кликом. Посеяв ужас, весь простор степной, А русичи прикрылись в поле диком Червлеными щитами, как стеной. 8 Тур Всеволод! С курянами своими Один на поле брани ты стоишь. На воев прыщешь стрелами стальными. Мечами харалужными гремишь. В шеломе золотом, достойный славы. Ты скачешь, Тур, туда, где жарче бой, И падают на землю вражьи главы, С поганых плеч снесенные тобой. Могучим Туром прозванный недаром, Летящий впереди своих полков, В щепы разносишь ты одним ударом Аварские шеломы степняков. Кто одолеет, братия, такого! Да есть ли сила, чтоб лишить могла И чти и живота, и золотого Черниговского отчего стола, И красной Глебовны, супруги милой, Обычая и свычая!.. 9 Прошли Века Трояновы, и взят могилой Князь Ярослав — оплот родной земли. Была могучей Русская держава, Пред нею трепетали степняки. Но миновали лета Ярослава И начались Олеговы полки. Цветы и травы преклонялись долу, Скрывалось солнце светлое во мгле — Тот ведь Олег мечом ковал крамолу И стрелы сеял всюду по земле. Вступает в стремень злат в Тьмуторокани, А уж в Чернигове великий страх. И уши замыкает в нем заране. Тот звон услышав, грозный Мономах. Печальна воевавшего с ним вместе Бориса Вячеславича судьба: Лишила жизни и лишила чести Млада и храбра князя похвальба. Вернуть злат стол Черниговский стремился Олег могучий, рыская как волк, Но с Изяславом Всеволод сплотился, С Владимиром сплотился Святополк. Сказал Олег: «Не можем с ними биться: Нам четверых не одолеть с тобой». Борис же Вячеславич стал хвалиться: Я и один, мол, выиграю бой! Там, где журчит Канин, ручей печальный. За Ольгову обиду он лежит, Как будто паполомой погребальной. Зеленою травою принакрыт. А Святополку выпало на долю Везти отца с Каялы давней той На иноходцах угорских по полю Ко Киеву, к Софии пресвятой. При Ольге Гориславиче из лука Усобицами сеялись поля И погибала жизнь Даждьбожья внука — Черниговская древняя земля. Когда раздор меж братьев затевался, Когда дрались Владимир и Олег, То в княжеских крамолах сокращался Людской, и без того недолгий, век. Опустошались города и страны, И редко ратай вспахивал поля, Зато все чаще взграивали враны. Между собою трупия деля. А галици свои твердили речи. На пиршество летя издалека... То было, братья, в те полки, в те сечи. Такой же битвы не было пока! Усобицы, кровавее, чем эта. Никто еще не слышал и не зрел. С утра до ночи, с ночи до рассвета Идет над полем дождь каленых стрел. Гремят мечи и сабли по шеломам. Треск копий харалужных. Стон и крик. В краю далеком, в поле незнакомом Не затихает битва ни на миг. Засеяна костьми земля сырая Под звонкими копытами была, А кровью полита. Кручина злая По Русской по земле тогда взошла. 10 Что этот шум далений означает! Что мне звенит пред зорями сквозь тьму’ То Игорь-князь полки заворочает: Ведь жалко брата милого ему. День бились братья, полные отваги. Другой день бились русские полки. На третий — пали Игоревы стяги, К полудню, у Каялы у реки.