Сибирские огни, № 4 - 1983

Значит...—Наташу удивили мои слова.— Значит, ради идеи вы идете со мной в театр, а не ради искусства? — Искусства без идеи, как и без политики, не существует,— возра­ зил я с категоричностью. — Странно,— почему-то поскучнела Наташа.— Странно. Я все больше и больше удивляюсь... Иногда даже пугаюсь, как вы каждый жизненный факт превращаете в политику. Какой бы это отрасли ни ка­ салось, вы все равно сведете к политике. — Между прочим, тоже искусство. Наташа наклонилась к моему плечу, втянула в себя воздух. — Чего вы?— приостановился я. — Понюхала, не пахнет ли ваша одежда политикой. Сами вы про­ питаны ею насквозь, а одежда, чувствую, нет, обычная... — А у медиков и одежда пропитана медициной,—в отместку съяз­ вил я. — Но мы-то хоть дома обычные люди. А вы и дома политики. Газе­ ты, брошюры, журналы, политэкономия... Фу! И ни одной художествен­ ной книги. — А ваше кушанье — «Медицинская газета», специальные жур­ налы, а если и романы, то опять же «Мысль и сердце», «Сердце хирур­ га», «Люди в белых халатах»... Смешно мне, хорошо. Потому поддерживаю разговор в том же пе- репирательском, полушутливом духе: — Для меня художественная книга —человек. Познакомлюсь с человеком, поговорю— вот и роман. Кто-то говорил, что самый великий романист — это жизнь, самый великий актер —это рядовой человек, ког­ да он просто живет. Бог хожу с вами и читаю роман. А вы и не подозре­ ваете. — Какой это вы читаете роман, где? —теперь уже Наташа придер­ жала шаг. — А вот... вы,— я осторожно, с нежностью, сдавил Наташин локоть. — Ну, знаете! — Наташа вовсе остановилась, развернувшись ко мне лицом. В глазах ее прыгали искорки смеха, хотя, чувствовалось, она старалась их прогнать, смаргивая, придавая лицу серьезное выражение. При входе в зал я глянул на себя в зеркало. Серый пиджак и белая рубашка с высоким, костяно-жестким воротником. Волосы назад, залы­ сины, и над ухом полоска седины... Спектакль не увлекал. Никакой особой идеи я не обнаружил. Не будь рядом Наташи, я давно бы удрал. — Актив ваш продлится долго? — спросила Наташа, когда мы выш­ ли из тяжелых театральных дверей. — Не знаю, Наташа,— ответил я. Расстались мы опять на высоком крыльце общежития. Наташа по­ просила тихо: — Pie очень задерживайтесь. Жду. Если раньше освободитесь, при­ ходите раньше. «Не очень задерживайтесь»,— повторил я про себя Наташины сло­ ва. В груди было сладко от того, что она об этом попросила. Я улыбал­ ся, легкомысленно подпрыгивал, доставая кончиками пальцев ветки деревьев, нависших над тротуаром. Наших я нашел в холле гостиницы у телевизора, передача велась из Стокгольма, сборная Чехословакии играла со сборной Швеции. Оста­ вили телевизор, мгновенно окружили меня, будто не два дня, а месяц не' виделись. У меня тоже было впечатление, что не видел их бог знает сколько. — А мы тут, понимаешь, все уголки обыскали, нет нашего секрета­ ря,— хлопал себя по бокам Глеб Гурьевич Кучумов.— Как в воду канул. — Не в воду, а скорее всего в какие-нибудь женские объятия,— смеется Горбань, этот рыжий догадливый черт.