Сибирские огни, № 4 - 1983

Каждый поэт входит в литературу имен­ но своим, особым, особенным, тем, что от­ личает его творчество от творчества пред­ шественников и современников, но еще и тем, насколько по-своему, особо и особенно продолжил (развил) этот поэт определен­ ную часть многогранного духовного явле­ ния, имя которому — традиции русской поэзии. Это же — очевидно — относится и к группам поэтов, течениям, направлениям, Школам. Особенными вошли в русскую поэ­ зию Хлебников и Маяковский, Есенин и Твардовский, Заболоцкий и Мартынов. Что их объединяло и различало? Что их «двои­ ло»? Какой «Уральский хребет»? Как бы то ни было, но каждый из нас может про­ должить и тот, и другой, и третий ряд внут­ ри русской поэзии без ущерба для ее це­ лостности, без нарушения «истинного масштаба явлений», напротив, для перспек­ тивного выявления масштаба. Особенности той или иной «поэтической школы» неоспоримо, как и поэзия вообще, связаны, в частности, и с пространством — постижением и преображением его. (Ска­ жем, Маяковский — это по преимуществу пространство Второй природы, созидаемое человеком. Есенин — это пространство Первой природы — созидающее человека.) Пространство в данном контексте пони­ мается как форма существования традиций русской поэзии (пространство духа) и как вполне реальное 'географическое, жиз­ ненное пространство, ибо две эти ипостаси пространства и формируют личность поэта, относя его к той или иной «поэтической школе» внутри традиций, внутри литератур­ ного метода. 4 Итак,, предположив наличие «особой» си­ бирской поэзии, необходимо обозначить и ее особенные черты, благодаря которым она органически входит живой и неотъем­ лемой частью в поэзию русскую. Каковы истоки сибирской поэзии, исто­ рия, традиции, современное состояние? Ес­ тественно, невозможно здесь с какой-либо полнотой ответить на эти вопросы. Посиль­ ной будет только попытка наметить пути для дальнейших размышлений о сибирской поэзии *. Сибирская поэзия относительно молода и исходно демократична. Она родилась не в вековых центрах рус­ ской культуры, не в родовых поместьях и дворянских гнездах. Не пестовалась она в салонах, не питалась прямыми контактами с изощренным, но. отошедшим от натуры, Западом. Сибирская поэзия, как и сибирскии ха­ рактер,— основа русской культуры нашего региона,— заложены смелыми и предпри­ имчивыми землепроходцами,, казаками и пахарями, искателями воли и лучшей до­ ли, осваивателями новых земель. В основе сибирской поэзии — характеры и судьбы 1 Исходно отрицающих наличие сибирской поэзии отсылаем к двум многотомным изданиям, предпринимаемым Западно-Сибирским книжным издательством (г. Новосибирск). Первое — пять томов «Литературного наследства Сибири», вто­ рое _ десятки томов «Библиотеки сибирской поэ­ зии», среди которых, пожалуй, голькО том А Т Твардовского, необоснованно изданный имен­ но в «Б С П », нарушает ее научность. Стоит ли го­ ворить, что и Твардовский, и Некрасов хотя и писали о Сибири, но считать их по преимуществу поэТами Сибири — ошибочно. тех наших пращуров, которые в массе своей совершили грандиозный подвиг — подвиг- нули Русь к новому этапу развития, к ос­ воению пространства за Камнем, за Ура­ лом. Сибирская 1 поэзия пришла по Владимир­ ке с лихими ссыльными людьми. Она осно­ вана, в какой-то мере, и декабристами, и всеми теми, включая раскольников, кто' бо­ ролся с самодержавием, и, как наказание, обретал в Сибири — родину. Показательно — «Житие, протопопа Ав­ вакума» открыло серию «Литературные памятники Сибири» (г. Иркутск). Многотомное издание русского народно­ го творчества нашего региона -—.ещё одного из истоков сибирской поэзии — позволяет с достаточной определенностью судить об особенностях русского фольклора Сибири, которые не могли не сказаться и сказались на литературе Зауралья. В конце концов, как мораль и этика крепостничества, поме­ щичье иго в Повольжье или Нечерноземье отчетливо и ярко выразилось в словесном творчестве, в характере крестьянства этих областей, так и отсутствие — хотя бы — помещика не могло не выразиться в сибир­ ском крестьянском характере! Скажем, в особенном отношении к труду, в понимании большей его радостности, чем подневольно­ сти, в ощущении меньшей отчужденности от мира. Четыреста лет освоения русским народом Зауралья — это история не только освоения нового географического, природного прост­ ранства, но и освоение нового духовного, художественного пространства — постоян­ ное взаимодействие с мощными многовеко­ выми пластами культур коренных народов Сибири, усвоение их этики и эстетики, ес­ тественных для этой земля и условий жиз­ ни на ней. Это взаимопроникновение, взаимообога- щение, известная трансформация русской культуры в Сибири, в среде культур корен­ ных народов, выделяет сибирскую .поэзию, придает представителям ее черты своеобра­ зия. Думается, уже этого, самого общего, очер-. ка истоков достаточно будет для того, что­ бы у внимательного и заинтересованного в истине критика появилось желание не, пред­ полагать, а увидеть за Уральским хребтом равнодушия, разделяющего литературу на столичную и провинциальную,— те Самые «яркие и своеобразные поэтические инди­ видуальности», о которых говорит Роберт Винонен, увидеть особенности лирического характера нашей поэзии, особое художест­ венное воплощение времени и пространства поэтами Сибири — от Петра Дра-верта до Виктора Крещика, от Ивана Ерошина до Владимира Балачана, от Ильи Мухачева до Александра Кухно... Понимание сибирской поэзии как явления даст возможность честному критику напи­ сать точно и объективно о русских поэтах Зауралья. Ведь, откровенно говоря, утверж­ дение «Нет особой сибирской поэзии» рав­ нозначно в контексте статьи Роберта Вино- нена утверждению — ничего особенного в поэзии за Уралом нет: Поскольку при всей интересносги или неинтересности, боль­ шей или меньшей талантливости, отпущен- хэсрт