Сибирские огни, № 4

ко усиливает остроту обобщения» >. Что ж, если рассматривать легенду о манкурте изолированно, в отрыве от основных событий романа, вполне можно прийти и к таким «обобщениям». Только, мне думается, Айт матов преследовал совсем иные цели. Ведь легенда о манкурте, как уже было сказано, это именно пролог к главам о трагической судьбе учителя Абуталипа Куттыбаева и связанных с нею событиях начала 50-х го дов, когда, в результате известных всем причин, в стране имели место нарушения социалистической законности. И вся сила, весь глубокий смысл этой легенды в том и состоит, что писатель проецирует ее на оп ределенный период нашей истории, напоми ная тем самым о горьких уроках прошло го; а прошлое, как замечал Белинский, мы всегда должны «вопрошать», чтобы лучше понимать настоящее и предугадывать бу дущее. Как видим, роман Ч. Айтматова исполня ет одну из самых благородных задач, какая всегда стояла перед литературой,— он вос питывает, формирует общественное созна ние, помогая нам с позиции сегодняшнего дня глубже вникнуть и осмыслить сложные, полные драматизма события нашей отечест венной истории. Однако историзм проявля ется у Айтматова не только в сценах и гла вах, обращенных к недавнему прошлому, Историзм, как известно, понятие очень ши рокое и емкое. В нашем сегодняшнем понимании исто ризм предполагает философское, диалекти ческое осмысление тех мировых проблем, которые волнуют сейчас все человечество и от решения которых зависит, собственно, будущее и благополучие нашей планеты. Ч. Айтматов смело берется за такие проб лемы и прибегает к довольно-таки неожи данному приему. Он предваряет роман ко ротким предисловием, где ясно и четко го ворит о том, что его тревожит и волнует, что не устраивает его в нашем сегодняшнем миропорядке: «Должно быть, самое траги ческое противоречие конца XX века заклю чается в беспредельности человеческого ге ния и невозможности реализовать его из-за политических, идеологических, расовых барьеров, порожденных империализмом. В условиях сегодняшнего дня, когда не просто появляются технические возможно сти для стабильного выхода в космос, но когда экономические и экологические нуж ды человечества властно требуют осущест вления этой возможности, разжигание роз ни между народами, растрачивание мате риальных ресурсов и мозговой энергии на гонку вооружений есть самое чудовищное из преступлений против человека». А затем эта мысль о трагической разоб щенности людей, об их неспособности дого вориться между собой, обратить новейшие достижения науки и техники на добрые де ла обретает в романе зловещую символику. Я имею в виду фантастические главы, где описана история о том, как у землян поя вилась реальная возможность войти в кон такт с инопланетянами и как жители на шей планеты отвергают руку помощи из далекой Галактики, ограждаются от косми ческих пришельцев обручем из ракет. Эта1 1 Вадим Кожиной. «И назовет меня всяк су щий в ней язык..», журнал «Наш современник», 1981, № 11, с. 173. акция выглядит в интерпретации Айтматова весьма нетрадиционно. (Ведь мы знаем не мало фантастических сочинений, где речь также идет о возможных контактах с вне земными цивилизациями1и тде любая такая возможность, как правило, используется, реализуется, ибо большинство фантастов видит в том благо для человечества, воп лощение сокровеннейшей его мечты.) И тем не менее версии Ч. Айтматова именно о та ком «гостеприимстве» (ощетинившимися ра кетами!) веришь куда больше, нежели мно гочисленным оптимистическим пророчествам других фантастов. Ибо Айтматов,.хотя и пишет в данном случае фантастику, но ис ходит из реальных предпосылок, из реаль ного опыта, знаний, представлений о сегод няшнем человеке и человечестве. И дело здесь не только в сложности политической ситуации, не только в том,, что сама меж дународная обстановка порождает напря женность, сеет недоверие и разжигает рознь между людьми. Дело еще и в самой натуре человеческой, в том проклятом противоре чии, которое тяготит и раздирает человека, еще' с незапамятных времен. На это проти-” воречие обратил внимание еще Ф. М. До стоевский. «...Человек,— рассуждал один из его героев,— всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода...» (выделено мною.— В. Ш.). Жестокие и, увы, справедливые слова! Можно сколько угодно упрекать Достоев ского в неверии и пессимизме, что уже не однократно делалось его многочисленными толкователями, но опровергнуть данный вывод очень и очень трудно. Ибо подтверж дается этот вывод всей мировой историей, в том числе и новейшей. В самом деле, сколько жертв, страданий принесли чело вечеству войны — особенно две последние! Уж кто-кто, а люди двадцатого века каза лось бы, должны твердо усвоить, чю вся- ,кая война —■ безумие, ставящее человече ство на грань катастрофы. И тем не менее, говоря словами того же Достоевского, по- прежнему’ «кровь рекою льется, да еше раз веселым таким образом, точно шампанское». И «от цивилизации человек стал если не более кровожаден, то уже, наверно, хуже, гаже кровожаден, чем прежде. Прежде он видел в кровопролитии справедливость и с покойною совестью истреблял кого следо вало; теперь же мы хоть и считаем крово пролитие гадостью, а . все-таки этой га достью занимаемся, да еще больше, чем прежде». К сожалению, этот беспощадный упрек, брошенный Достоевским цивилизо ванному девятнадцатому веку, еще в боль шей степени относится к веку двадцатому. Ибо к числу «гадостей», о которых говорит Достоевский, прибавилась ещё одна, о ко торой с такой болью и горечью пишет Айт матов — «растрачивание материальных ре сурсов и мозговой энергии на гонку воору жений». Никакой выгоды, никакой пользы для человечества в том нет ;— и тем не ме нее... Мне думается, тот факт, что мысль Айтматова смыкается порою с идеями До стоевского, не несет в себе ничего предосу дительного. Ведь если в лице Достоевского мы имеем гения, задавшего человечеству такие вопросы, которые до сих пор трево жат нас, держат нас в постоянном интел лектуальном напряжении, то, естественно,

Сибирские огни, № 4 - 1983