Сибирские огни, № 4 - 1983

нувшийся не то от хруста ветки в приречных кустах, не то от рыбьего всплеска, тревожно глядел на пугающее безбрежье ночного неба. Оно было огромно и страшно, властно требовало к себе. Пытаясь уберечься от его омутовой стужи, мальчишка торопился поплотнее прижаться к спящему рядом отцу. Тот и во сне чувствовал тревогу сына, своей един­ ственной рукой осторожно обнимал хрупкое тельце, и покойная радость безмятежным сном разливала'сь от привычной тяжести отцовской руки. Она отгораживала от всяких бед, заслоняя от всего, что еще могло злого ходить по земле. И хруст или всплеск на воде, испугом разбудив­ ший мальчонку, теперь ему слышался приятным предвестье^ долгого счастливого рыбацкого дня. Теперь же сам Иван ездит на рыбалку с сыном, но вчера ночью, глядя в слепящее мигание звезд, он вдруг почув­ ствовал тот самый тоскливый детский страх, который так легко снимала с его души тяжелая отцовская рука. — Мужик-то Лукья« справедливый был,— слышит Иван, и горькая печаль опять забродила, ударила в голову, но уже с облегчающей душу признательностью к мужикам за добрую память. — Справедливость — она, как ее поглядеть,— заметил Астрахан­ цев.— К примеру, для овсюга пшеница сорняком выходит, эвон как! Эти слова Ивану не понравились! Он в них заподозрил намек на что-то и уже хотел поинтересоваться у деда, к чему эта присказка, но в это время его окликнула жена. Наталья стояла в растворенной огородной калитке, гримаса ужаса так изуродовала ее лицо, что Иван, испуганно вскочив, в несколько ша­ гов преодолел все пространство, разделяющее его от жены и, не зная причины, схватил ее за руки. Все это не осталось незамеченным, и кто был во дворе, заспешили к калитке. — Мама,— невнятно произнесла Наталья. От страха ее большой рот искривился. Иван попытался, отстранив жену, пройти в огород, но та стояла на месте и все повторяла: — Ваня, мамы нет! Нет мамы! Да что же это такое?! — громко вы­ крикнула она и, закрыв ладонями лицо, затряслась в слезах. — Ма-а-ма! — в отчаянии звал Иван и в какой уже раз шел между грядок, по засохшей картофельной ботве, боясь найти ее там... Подталкиваемые страхом, братья между тем оглядели-баню, нуж­ ник, несколько раз обошли весь огород, затем вернулись в дом. В горни­ це на том месте, где еще недавно стоял гроб с телом хозяина дома, был накрыт поминальный стол. Благообразно сидевшие за столом старики и старушки повставали с мест и вместе с мечущимися хозяевами заторо­ пились к выходу. Они сгрудились на крыльце, удивленно и испуганно перешептыва­ лись, кто с жалостью, а кто и с тихим злорадством наблюдая за Скура­ товыми и по-соседски рассуждая при этом: — Гордая она, Ефросинья, шибко была с девок еще! Сядет к столу, бывало, так только что ложку ко рту подносит и вроде все ей не по вкусу. — Так все же по-городскому жили. Из одной чашки ни в жизнь. Та­ релок наставит каждому. Мальчишек в район в школу на коне возили. — Ну дык и всех потому стали возить! — И все в жакетки наряжалась... — Одевал-то он ее как кралю! — Чего ее-то. У матери ейной плюшевые польты не выводились. Сроду одни обутки на всех были, а как Лукьян-то объявился, все в ре­ зиновых сапогах стали ходить, да еще с каблуками...' — А че уехали из Бартеньевки? Здесь к городу ближе, и дом с отоплением городским, да видать с глад людских подальше. — Лукьяна сюда по работе перевели! И дом он сам ставил. — Вот дело — перевели! Твово-то от коров до самой пенсии не пере­ вели. А поставить дом тоже по-разному можно... — Дык че она и сделала, Ефросинья? Это же горе, бабоньки! Одна­ ко с ней где-то худо. Как это живому человеку затеряться. Че они в до- му-то шарят?