Сибирские огни, № 4 - 1983
А там еще что? —увидел я в сосняке красную кирпичную стену совсем близко у берега Черемшанки. — А это...—Лицо Ивана Николаевича смягчилось, взгляд стал как бы размытым.—Это у нас особое. Это... решили мы своими силами дом для животноводов поставить. Первый этаж займут животноводы, а на втором разместим лабораторию. Ей, лаборатории, как раз вменим в обя занности следить за тем, чтобы комплексы эти никак не повлияли на чистоту нашей речки. Нельзя же иначе. И кругом нужна сбалансиро ванность. Черт знает до чего можно дойти, если без контроля. Я понимаю, каких трудов стоит возвести комплекс хозяйственным способом. Оборудование, конечно, ему выдают законным путем, а вот все остальное... Гвозди и те добывает в обмен на мед, на масло, на что угодно. Не говоря уж о кирпиче. И не строить ему нельзя. Когда еще будет у нас в районе своя крупная строительная организация, которой бы смогли поручить! В план будущего года она, эта организация, не вошла. Значит, и через год, и через два в хозяйствах будет такая само деятельность, председатели так же униженно будут добывать шифер, гвозди. — Цемент позарез нужен,— Иван Николаевич приложил ладонь к горлу.—Хотелось бы до сильных морозов кое-что успеть. „ — Сколько нужно цементу? — Не менее пятидесяти тонн,— безнадежно тряхнул он рукой и сбил шапку с затылка на брови. — Будет,— сказал я тоном, каким говорят, когда хотят кого-то ос частливить. — Шутите? — Береговой даже отступил, ощупал меня сомневаю щимся взглядом. — Это вам за два с половиной миллиона пудов хлеба... — Понимаю! — хохотнул взбодренный Иван Николаевич.—Пони маю! Это чтобы в будущем году мы три миллиона продали. — Можно и так. Хорошо поняли! — сказал я, подумав, что прият ное все-таки занятие делать людей счастливыми. Вот цемент ему пообе щал, а он уже засветился весь. Мы обошли всю стройку, Береговой говорил колхозникам, чтобы они кончали работу м шли во дворец культуры на митинг. Я обдумы вал, о чем мне сказать народу. Ну, конечно же, о том, что уже не карту планов и перспектив я вижу вот у них, а реальные дела, в которых ког да-то сомневался... После митинга я поехал в Троицкое. Добрался уже около полуночи. Наташа еще не спала, встретила укором: — По четыре дня невесты не видишь. Ты просто отвык от домаш ней дисциплины. Все один да один. А теперь у тебя будет семья... Что я мог ей сказать? Сказать, что пусть привыкает, что такова уж судьба у жен нашего брата, партийного работника, и что-то в этом духе? Я сел за стол, у меня давило в висках, я сказал: — Вот я и думаю: не погодить ли нам привозить дочку, а? Пусть она поживет зиму у бабушки? Наташа, стоявшая надо мной, вся протестующе встрепенулась: — Тогда и я зиму проживу здесь. Как ты не поймешь? Господи, как ты не поймешь, что в Приморске мы должны появиться с ней вместе. Только вместе! Чтобы никто из детей не мог сказать Оленьке, что я ей не родная мать.-Это страшно. Это разбитый детский мир, крушение. Не хочу! В этом вопросе позволь мне быть командиром. Двадцать первого выезжаем за ней... — Рад, что у дочки такая мама,— проговорил я, испытывая волну нежности,—Одного боюсь... Боюсь, не перегружу ли тебя? Муж, дочь, кухня, районная больница. Все разом... Наташа с улыбкой тряхнула распущенными волосами: — Любящий муж не допуетит перегрузки. Продукты покупаешь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2