Сибирские огни, № 3 - 1983

исключения: это, кроме вечных тем — люб­ ви и ненависти, жизни и смерти, пейзажа с философией и без, труда, странствий, моло­ дости и старости, обязательно еще пробле- \ ма истоков («откуда я родом?»), беспокой- * ство за судьбу планеты (экология; военная опасность), воспоминания о военном детст­ ве и размышления о Сибири. Вокруг этого все — и лирика, и логика, и ирония, и го­ речь, и радость. Человек начинается с детства. И мы нач­ нем с него же. «Снилось мне: старца мудрого мальчик к дому белому в полдень ведет» (Виталий Креков) Поколение, выросшее в войну и в голод­ ные послевоенные годы (а наши поэты — все из этого поколения), связало воедино тему детства, с темой войны. Поначалу это даже вызвало раздражение некоторых критиков, мол, сперва писали о войне быва­ лые солдаты, а теперь занялись «воспомина­ ниями» те, которые пешком под стол ходи­ ли, когда взрослые воевали! Мол, что, им вспоминать? ■ -Что им вспоминать? Георгий Кондаков вспоминает детскую игру в «двенадцать палочек»: Снова за окошком ^ Мальчишечий свист. Комкаю в ладошке Похоронный лист... Вижу я —палочки К небесам летят. . Понадежней мальчики Спрятаться спешат... «Где, а где мой папа?» Спрашивает брат... . Т.ак 'их игр не бывало до войны, нет их и сейчас. Время, когда ребячьи прятки ассо­ циируются с людьми «спрятавшимися» на­ всегда, сметенными с земли военными «иг­ рами»,— такое время поэты. просто о б я з а н ы были закрепить на бумаге в напоминание следующим поколениям! Нель­ зя забывать, что война — это и детские слезы, даже одну из которых Ив^н Кара­ мазов не согласен был променять на миро­ вую гармонию. , И еще воспоминание. Борис Климычев: Когда-то, глядя в это вот стекло, В театр готовясь, мама наряжалась И сквозь расческу золото текло. Видало зеркало мой чубчик и веснушки, Отца видало с пенным помазком. Старинной мебели витые завитушки И дверь с тяжелым кованым крючком. . Со дна памяти встает нечто очень дале­ кое от любования «счастьем» несуетливой и безмашинной былой жизни.,. И Климычев заканчивает стихотворение так: зеркалу безразлично, «какая жизнь с ним рядом протекла». Но где-то в сердце зеркало иное, И в нем отец мой вовсе не убит, В расческе льется золото льняное, И тихо мебель старая скрипит. И у каждого из четырнадцати в сердце такое зеркало. Больше чем у половины из них отцы погибли на фронте. Бойна пора­ зила в детстве — всех. А в судьбе Владимира Поташова совме- .стились все тяготы, которые могут обру­ шиться на человека в детстве: родился он в сорок первом, в концлагере, отец его по­ гиб на фронте, а в сорок пятом он потерял и мать; затем детдом, ремесленное училище, ранний труд. Казалось, легко -озлобиться, замкнуться в себе. Но он пишет о сйоем детстве застенчиво и с юмором, и всегда у него в этих стихах не «я», а «мы»: «Ну что, орлы, идем на хлеб в атаку?» И мы кивали, сопли подтерев. Зато откуда, как не из детства, взялось у него это пронзительное чувство родства с птицами, это сострадание к старикам, детям и одиноким женщинам?.. Даже первое соприкосновение с искусст­ вом и литературой’ у этого поколения свя­ зано с войной. Климычев рассказывает, как впервые попал в картинную галерею: В кочегарке под домом я спал у котла. В полшестого велел кочегар выметаться, А весна по-сибирски колючей была... И впервые увидев на картине «нагую тет­ ку»,' мальчик прежде всего подумал: до чего же, должно быть, тепло там, под плодовы­ ми деревьями, где она лежит!.. А1 вот встретилась в хлебной очереди «девчонка с книгою в руке»: Мы злились: улыбается, как дура! В каких фна витает облаках?! Что может быть сейчас важнее пищи?! И вдруг девчонка стала в тишине Читать нам Блока... И понимаешь: такой путь в искусство — особый путь. И еще: что-что, а биография у наших поэтов — есть. Если бы составить всесоюзную антологию стихов р военном детстве, это была бы по­ разительная книга. И голос наших сибир­ ских поэтов был бы в ней непременно слы­ шен. «В калитку памяти стучась»... (И. Киселев) В последние годы литературу и искусст­ во все больше занимают вопросы: откуда мы? от кого происходим? что передали нам предки? что мы у них взяли? чего йе взя­ ли? что потеряли по дороге? . Истоки, корни, традиции... Без них нет личности, а значит, и народа. Естественно, тему истоков не обошел ни один из четырнадцати поэтов. Поскольку двенадцать из четырнадца­ ти — родом из деревни, что само по себе знамение времени, достойное .специального исследования, тема корней ассоциируется прежде всего с памятью о деревне, с внима­ нием к подробностям ее быта. При этом тут есть и поверхностный слой, и слои глубинные. На поверхности — про­ стая гордость своей принадлежностью к миру деревни, наличием у себя самого этих самых корней, демонстрация своей привя­ занности к ним. Например (ввиду характер­ ности приводимых примеров здесь и далее