Сибирские огни, № 3 - 1983
паром держать да раскачивать. И вряд ли разойдемся. Укатали сивку крутые горки... ..................... ‘ — Но коммуниСты-то ведь есть и помоложе. Есть же...— упрекаю. — Есть! А как же! На этот счет с Миронычем потолкуйте. Одно годки мы. Только он изранен весь. Частенько они его донимают, раны- то. Пенсию ждет. Дотянет! — убежденно молвил счетовод.— Секретарю- то партийному не платят, а жить-то чем-то надо, вот его и пристроили в клуб. Надо, а как же! Ежели в клубе нет, не найдете, то дома он. Дом у него ничего. Там и заночевать можно. Он ничего живет, Иван Миро-, ныч-.то, ладненько. А клуб во-он, пониже переулка. Церковь старая... Плохой клубишко. Не то что у соседей. После этого счетовод замкнулся, будто бухгалтерскую книгу захлоп нул, уткнулся в бумаги, начал бойко бросать костяшки. Что он мне все про соседей да про соседей? Иван Миронович Крюков оказался в клубе. Заделывал дыры в полу досками. Отложил в сторону молоток и гвозди, весь какой-то помятый и виноватый. — Вот так,— проговорил он, не вставая с колен.— Который уж год мучаюсь. До клуба ли? Печка нужна мне, да погорячей, чтобы до костей прогревала. А я танцульками занимаюсь. Я искренне пожалел его. Такой он щупленький, съежившийся. Вер но, лежать бы ему на печке. А тут крутись, занимайся несвойственным делом. Но ведь может же он, старый коммунист, оформиться на пенсию как инвалид войны. — С ночевой ¡я к вам, Иван Миронович! Хочу потолковать с комму нистами о житье-бытье. Сможем? — Почему не смочь, сможем,— Крюков выпрямляет шину.— В кон торе соберемся, а то здесь стыло. — Приглашайте всех, кто хочет,— говорю.—Механизаторов, жи вотноводов, неплохо бы и комсомольцев. — Комсомольцы придут. Я им танцульки отменю,— хитрит Крю ков.— Только тогда уж всем в конторских клетушках не поместиться... Прошелся я по клубу. Да, старая церквушка плохо служит нынеш ней культуре. Сыро, неуютно, зябко. Из инвентаря — толстые красные плюшевые занавески да несколько скамеек. —. А к дояркам, если поговорить, то и сейчас можно. Они как раз' на дойке,— прерывает мою задумчивость Крюков. — Можно и сейчас,— говорю.— Пойдемте. Шагаем тропой, глубоко втоптанной между сугробами. Снег кру гом кажется синим от еще не совсем сгустившихся сумерек. — Там как раз и завфермой,— дополняет Крюков, он идет впере ди, потому оборачивается.— Соберемся сейчас разом. Народ у нас лю бит поговорить. Как же. Это нашим бабам все равно, что семечки щел кать — говорить-то. — Красный уголок у вас вместительный? Надеюсь, в нем не так холодно, как в клубе,— говорю я. — Нет у нас, дорогой товарищ, ни красного, ни белого уголка,— роняет грустно Крюков.— Забегаловка небольшая есть — и только. Утварь там находится. Очень плохо у нас... — А кадры?..— интересуюсь я. — Что «кадры»? — не понимает Крюков. — Кадры-то животноводов как держатся? — А-а,..— Крюков хлопает себя рукавицей по боку.— Какое там! Никак нё держатся. Доярки то и дело меняются. Уговариваем, уговари ваем, а она, доярка-то, недели две-три продержится и сбежит. Что хошь с ней делай. — Почему так? Из-за бедности? — Не сказал,бы. Жцвем не хуже других. И деньжонки на счету есть. А вот желания менять дело в лучшую сторону — нет. Строиться бы нам надо. А... сами знаете, каково ноне строиться. Одно беспокой
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2