Сибирские огни, № 3 - 1983
Варвара, перестав плакать, хмурилась. Ну, чем она могла защи тить себя? Сказать, что и думать перестала о мужике, как о хозяине дома? Что не верит в святых да праведных, что если и есть на свете порядочные, то давно к рукам прибраны, своих детишек растят?.. Ну и что? Встанут и разойдутся? Как бы не так! На окна сыпалась занудливая осенняя мокрота, в стену торкался ве тер. Кончилась дойка на ферме, и лампочка под потолком вспыхнула ярче. Женщины приободрились, будто и в них добавилось напряжение, насели дружнее. Лязгая гусеницами, пробежал проулком трактор. Избенка шевель нулась, сбрякала посудой. Пили чай с блюдечек, докапывались до самого чувствительного в зачерствелой Варвариной душе, ворошили пепел прожитых лег на пло хо зарубцевавшихся своих и Варвариных ранах. Ее первую любовь к Ваське Симакову вспомнили, недобрым словом помянули Пластунова. И снова начинала плакать Варвара, окатываясь то холодными, как ле дяная вода, то горячими до стыдливости воспоминаниями. Женщины вздыхали сострадальчески: — Вот же, вот же! Душа-то кричит. Эх, Варвара! Сама о себе не подумаешь вовремя, никто о тебе не подумает. Бери, что идет в руки, бери, пока дается. Чай не согрел Варвару. Зябко ей было. — Варюха, миленькая, как сестра говорю! Да случись что, первая в глотку ему вцеплюсь. — Андриан Изотович безобразия не допустит,— поддержала Ельку Таисия. . Голова Варвары со стуком повалилась на стол. — Варя! Варя!.. Что с тобой? Бабы, да что это с нею? — Не скачи, воды лучше подай,— командует Хомутиха и гладит Варвару.— Переживает, и все из-за Симакова! Я знаю, не слепая. Сама закаменела, а сердце у нее мягше ваты. Тяжело таким жить. Глотнула воды Варвара, опомнилась: — Ох!.. Ох тяжко мне, бабы... Уходите... Уходите! Видеть никого не . хочу. Дети у меня, сын какой — подумали? — Тебе на сына грех обижаться. — Я — не-ет, я не обижаюсь. Он... он хороший, Ленька. Почудилась Варваре, что в сенцах скрипнула дощатая дверь, и напружинилась она, словно ожидая, что сейчас войдет сын. Но никто не вошел, и она перевела погасший взгляд на свои рано состарившие ся крестьянские руки. И снова из сенец донеслись странные шорохи. Кто-то шарился по стене в поисках двери. Наконец вошел Савелий Игнатьевич. Мокрый, виновато улыбаю щийся. гг I — Савелий Игнатьевич! — распевала Таисия.— Легок на помине! Мы про тебя как раз говорим. А где Андриан Изотыч? Ветлугин шагнул к столу, сел тяжело на табурет. Сидел и молчал. — Времечко-то, девки, времечко какое настало, мужики обезъязы- чели! Эх, была бы помоложе, я б разговорила,— затрещала Елька, вслед за ней Таисия голос подала. Ветлугин терпел обидные выпады, слушал, и вдруг громыхнул. — Вот что, люди добрые, вы расходитесь,— сказал он, взбрасывая разбавленную сединой густую смоляную повитель, вставая во весь ог ромный рост.— Сладим, так сладим, не сладим — некого судить. Не хо дите больше... Не надо. Гостьи засобирались, сводя все к шутке. Савелий Игнатьевич опу стился на табуретку. Варвара стояла в сторонке, охваченная мелким ознобом, словно испытывая на своих плечах огромные ветлугинские ру чищи, силу их необузданную, способную и обратать, и успокоить, и не было у нее желания больше противиться тому, что надвигалось. Только шевельнулась нечаянная мысль: «Кабы не такой черный да волосатый».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2