Сибирские огни, № 2 - 1983

Варваре привычно и не могло тронуть. Но когда та сказала: «Одна живешь, матаня, большие муки терпишь. Строго судят тебя а зря судят, по глазам, сердечная, вижу: добрая ты, на любовь еще горя- чая»,— в ней что-то сдвинулось, запросило и других участливых слов. И этой расслабленности минутной хватило, чтобы глазастая, звенящая монистами молодка успела крепко взять ее за руку, сказать грудным голосом: «Дай ручку, красивая', не бойся. Чем жила — скажу, чем жить станешь не скрою». Ни вырваться, ни тем более прогнать ворожею, Варвара уже не могла. Что-то шевельнулось толчком под сердцем, ока­ тило дрожью, и она потащила цыганку в избу. Ленька не отозвался, и Варвара снова воспрянула духом: — Давай К столу, давай! Это у меня старший раньше времени за­ явился, да уж теперь... Говори давай свою правду. Дело, которое делаешь изо дня в день, покорно ловким рукам. Мелькали карты, текли сладкие, как сон, слова цыганки. Онемев, уронив на стол руки, слушала Варвара. Опытная попалась ворожея, умела вселить надежду. И все-то Вар­ варе выпадало небывалое. И богатство выпадало — в бархат-шелка заворачивайся, король благородный, каких свет не знавал, и дом свой новый. Дом-хоромина, лучший из лучших в деревне. И добрее звенящей монистами молодки не было человека на свете, Напоив и накормив гадалку, как самую дорогую гостью, одарив лучшей своей кофтой—да разве жаль за приятные сердцу слова какой- то там кофтенки,— Варвара попросила: — Ты мне на парня еще кинь, парень у меня совсем взрослей, пря­ мо не знаю, какими глазами глядеть. — Будешь, сердечная, и плакать, и смеяться. Детей будешь рожать. Король трефовый выпал. Вот. Прикажешь, ноги вымоет. — На парня мне. Большой совсем. Кинь, кинь, я те платье отдам. Напрягся Ленька за перегородкой, вот-вот взовьется, испортит во­ рожбу. Цыганка требует чего-то настойчиво, и мать сдается, наконец, робко зовет: — Леня, Лень, ты спишь?.. Спит, давай уж. Пальцы у цыганки мягонькие, горячие. Поглаживают его ладонь. — Много дорог. Сердце в ранах, как в морщинах. Линия судьбы. — Уедет, что ли? Уклончиво цыганское ворожение: — Захочет птица полететь, не удержишь птицу. Все высоко лета­ ют. Но, видишь, сходятся ваши линии. Ушла цыганка, породив новое что-то'в душе матери и сына, и ле­ жали они по разным углам, думали всяк о своем, притворяясь спя­ щими. Но юношеская душа мягче и забывчивее к тому, чем потревожилась минуту назад, сморил скоро сон парня, а Варвара поднялась, подсела к окну в прихожей, и самой ей захотелось стать знающей людскую судьбу цыганкой, и ходить по родной деревеньке, успокаивать баб, му­ жиков, ребятишек, вещать громко и непреклонно, что Маевка навсегда останется .Маевкой, вернутся еще золотые денечки ее, разбегутся вширь и вглубь просторные улочки да проулки, зашумит горласто и буйно, покрывшаяся нехоженой травушкой-муравушкой, просторная площадь. Как прежде, до войны, тесно станет в клубе, а в школе прибавится го­ мону еще на одну смену. И молодость к ним всем еще вернется, нужны они кому-то станут, как самые добрые, самые чистые, не надорванные жизнью, верные нелегкому своему семейному возу, крепкие да выносли­ вые русские девки-бабы. Мысли ее текли легко, привольно, на высокой торжественной ноте. Душа порывалась на ту же чистую и громкую высоту. Слезы катились по щекам, она их не смахивала, не убирала, от них ей перепадало нем­ ного желанного истосковавшемуся сердцу тепла. И когда под утро слез больше не стало, она поднялась с широкой лавки, выплакавшаяся