Сибирские огни, № 2 - 1983

мутовым как следует не удалось. Вначале Хомутов прибаливал, потом дожди зарядили, а когда погода начала устанавливаться, августу при­ шел конец, пора было готовиться в школу. Ленька ехал с Курдюмчиком на ток. Любуясь заревом цыганских костров, Курдюмчик скалился 'в полу­ темной кабине: -V- Ну, язви, бабенкам нашим седни праздник дак праздник. За цы­ ганский треп все шмотье спустят. И словно не осуждал эту извечную страсть деревенских женщин к ворожбе, а умилялся ею. Огней было много, лощина казалась фантастической и незнакомой. Дымы струились почти отвесно, и туда же, за дымами будто, тянулись островерхие высоченные арбы-кибитки. — Вот, язви его, как живут еще люди! Ни горя им, ни печали, лишь бы языком чесать, да колеса бы крутились исправно. На току было безлюдно. — А твои работнички где? — спросил Курдюмчик весовщика. — Дак там же, раз цыгане. Подол в зубы и туда. Курдюмчик прижал машину к вороху, взял деревянную лопату, полез к Леньке в кузов помогать выгружать. Спрыгнув на ворох, Ленька крикнул: — Бывай, дядь Юр, подежурю с Кауровым, раз так. — Отработался, значит, с нами,— произнес Курдюмчик.—Жалко. Подсобив Курдюмчику закрыть борт и дождавшись, когда машина тронется, Ленька подсел к весовщику. Игнашу потянуло на широкий разговор. — Я так думаю,— говорил Кауров,— народу, ему, понимаешь ты, одной пресной жизни мало: намантулиться да спать. Потом, глядь, то ли жил, то ли одно и знал —мантулить. Ну, напивался когда-никогда, с бабой дрался-ругался, другие выходки, а окромя? А-а-а, одно и то­ же — мантулил. Я праздники нонешние не шибко люблю, а цыган вот люблю. Смотришь со стороны, чудно, понимаешь ты! — Они бы раскатывали, людей обирали, а ты — вкалывай? Рас­ суждения у вас! — Это так оно, а я привык, мне жалко. Подойди щас какой, скажи, Игнатий, дозволь ведерко ячменя коняке? Разрешу, черпай. Ей-богу, ему не жалко... Кочевники они, понимаешь. Как те птицы. Ленька слушал Каурова не без интереса. Прибегали машины, он лез в кузов, сгружал зерно. Освободился к полночи. Дома нашел под полотенцем ужин, но выпил только молока, едва умылся и свалился устало в постель. Такой близкий было сон отодвинулся, думалось о школе. И оставалась она за каким-то обозначившимся в душе водораз­ делом, по одну сторону которого стояли знакомые учителя, Марк Ана­ тольевич —душа-человек, мать; а по другую — были Курдюмчик, Хо­ мутов, братья Горшковы, Андриан Изотович, с которыми ему было ин­ тересней. Скрипнула дверь, послышались голоса. Один принадлежал мате­ ри, а другой был чужой, веселый, звонкий, напевный. Ленька поспешно потянул на голову одеяло, подумал осуждающе: «И ей счастья цыганского схотелось, притащила». — Заходи, заходи,— шепча, подталкивала цыганку Варвара,— У меня тихо, не помешают. Должно быть, она рассчитывала, что Ленька еще в поле, но увидев у порожка его ботинки, стушевалась и робко позвала: — Ты уже приехал, сынок? А я думала — косите. Она и сама не понимала, что произошло с ней при виде молодой и грудастой цыганки, напористо идущей на нее, сверкающей вставными зубами. Раньше она терпеть не могла их, словоохотливых. В подачках не отказывала, но чтобы в дом ввести, усаживать за стол, этого сроду не водилось. А тут растерялась, что ли. Цыганка просила ручку, назы­ вала ее «сердечной», обещала сказать всю истинную правду. Это было