Сибирские огни, № 2 - 1983

— Чё это я ее угробила? Вот ему, Витьке, что ли, завидовать? Куда- ветер, туда и Витька наш. Как цыган. — У него квартира в городе, какая тебе во сне не приснится. — Квартира есть, а жизни нету. То сходятся, то расходятся. Зря, что ли, ты, Витя, один примчался?.. A-а, молчите?.. Всех не обскачешь. Я на току, в заведующих, а другие всю жизнь в доярках, и то ничего, не умирают. — Ну, и так, Ната,— делает другой заход Виктор,— извини ме­ ня. Возьмем профессию Ивана. Механизатор. В совхозе зарабатывает сколько?- А на производстве? В два-три раза больше, гарантирую. Ты сравни! — А пропиваете там во сколь больше —вдесятеро? — У тебя один счет. Кругом живут люди без деревни, живут! И пьют, если на то пошло. Но с головой. Не безголовые... Не трогали пока, ладно, шут с вами, живите. А теперь? Ну, на сколько вас еще хва­ тит? На год? На два? На три, наконец? — Самое большее,— охотно гудит Иван,— Самое большее. Наталья утирается платочком, потом рукой: — Мамина могилка тут, хоть'бы вспомнил. Запашут... И стихли разом. В любой душе есть потайной уголок, у всякого человека есть обо­ собившееся от всего прочего маленькое, но глубоко личное. И каждый время от времени ворошит его, раздувает, чтобы не остыло, не забылось. Вспоминая о матери, Наталья вспоминала всегда свою счастливую дев­ чоночью пору и тот гибельный поцелуй Андриана Грызлова. Прошло много времени, очерствела душа, и сама Наталья огрубела порядком. Андриан, должно быть, давным-давно забыл все, а в ней что-то живо, что-то наваливается туманом жарким, слабостью. И стоит выйти ей на знакомый взгорок в заречье, окунуться в шумные травы, и является звонкая молодость, бесшабашное озорство. Мир становится тесен, душа взлетает высоко-высоко легкокрылым жавороночком и млеет там, в вы­ соте. И не только о Грызлове она думает в такую минуту. Ей становится хорошо и свободно, как свободно бывает птице только в полете'. Дышит она и надышаться не может этой, ни к чему не обязывающей и ничего не требующей у нее взамен свободой. Минувшее видится радостным, ни единой черной тучки на горизонте, ни малейшей обиды на саму жизнь. Домой она возвращается веселая, буйная. Иван становится ближе, и ей всегда хочется горячо любить его. Что же останется у нее, кем она будет без этой маленькой своей тайны? Как же это — бросить всё и точно головой в омут! Стоило пред­ ставить ей себя вне привычного да знакомого, как тоска рвала грудь. На трезвую голову Иван проще и спокойнее относился к своему положению, сам находил доводы в пользу того, чтобы пожить здесь еще, не торопиться, как поторопились некоторые, но, выпив, легко поддавался чужому настроению, готов был крушить и ломать все вокруг, бежать ку­ да-то; становился тем самым ребенком, от которого положено подальше прятать спички. Наталья никогда не сердилась на него такого и встречала этот оче­ редной мужнин бунт, как нечто вполне допустимое и неизбежное при их нынешней жизни. Умела не вызывать к себе неприязни тем, что далеко не всегда соглашается с ним, но и умела не потакать страстям, взлетаю­ щим биться через край Ивановой души. Виктор еще что-то доказывал горячо, Наталья заменила на столе бутылку, подбавила хлеба в плетеную хлебницу. Без стука ввалилась Валюха Козина. Прижмурилась на яркий свет. — Говорят, мой женишок девчоночий объявился, а показываться на глаза нё хочет? — пела она тоненько, приятно.— Здравствуй, Витя Афанасьевич! С приездом! Широкоплечий и бородатый гость неловко шагнул к Валюхе: — Наш привет, Валентина! Как жизнь молодая? Наталья недружелюбно дернула головой, скосилась на Ивана.