Сибирские огни, № 2 - 1983
Выпила и, дождавшись, когда выпьют остальные, прожигая Варва ру гневным взглядом, шепнула Хомутихе: — Ой, господи, даже водички в избе нету1 Хомутиха поняла ее, встала: — Давай уж ведерко, растопыра, придется выручать. — А в сенках там, пошарь по лавке... Или в кладове? Пошли-ка, да вай, вместе. Выметнулись, плотно притворив дверь. Павел Корнилович потянул ся к Варваре: — Почему хмурая такая? К тебе ведь я, плевать мне на них... По шли к тебе, Варя! Варвара медленно поднималась. Поднявшись, оправила юбку, коф ту, сказала буднично, ровно: — Что вы, Павел Корнилович, вы человек женатый, нельзя нам с вами в секретны игры играть. — Ха-ха, ну баба! — развеселился заготовитель и обнял Варвару.—■ Люблю таких. Вот уж люблю! Варвара высвободилась из его рук и вдруг, развернувшись, влепила звонкую оплеуху. Павел Корнилович схватился за щеку, вытаращился недоуменно. — Понятно сказано про нашу с тобой любовь большую, Павел Кор нилович? — спросила усмешливо Варвара.—Непонятно если, я повтсн рять умею.—Толкнув дверь, крикнула: —Входите, бабы, нацеловались мы досыта. И шагнула за порог, не удостоив больше взглядом заготовителя. Дома разделась, опустилась у шкафчика с чугунами, и не слышала, когда появилась. Наденька. Было ей тошно все и мерзко, как никогда еще не было. Навалилась смертельная усталость. •Наденька и раз, и другой спросила ее о чем-то. Не получив ответа, фыркнула, нашла -на ощупь в столе кусок хлеба, выпила стакан молока и полезла на печь. Тяжко охнув и застонав, надломившись, Варвара уронила голову на стол и катала ее, тихо подвывая. Надька высунулась из-под занавески, пристрожилась: — Не вой, напилась дак. Ложись лучше,, пока никто не заявился. Там шнырял уже один твой ночевщик. 3 Была она совсем даже не старая — Варвара Брыкина,— но потеряв шая всякую надежду жить по-людски, как положено Жить бабе от при роды: с мужем, с детьми. Она уже дважды выходила замуж (один раз — официально, с регистрацией брака, другой — полуофициально, но с объ явлением всей Маевке, что обзаводится мужиком), и оба раза неудачно. Тихий, уравновешенный Симаков, говоривший за день не больше десят ка слов, ушел вдруг к другой женщине, к ее товарке Насте Лопатиной. Это было так давно, перегорев и остыв, покрылось такой толщей пепла, что не только забылось будто, но и, казалось, вообще никогда не существовало. Вражды к Насте она не испытывала ни в прошлом, ни в настоящем, никогда не винила ее за то, что она отняла у нее Симакова. Кому не мечтается пожить как положено? Кому не хочется настоящей человеческой радости, а не ворованной, не тайной? При чем здесь Настя, не силком же она его уводила! Не вещь, поди, которую можно свободно перевесить с одной вешалки на другую. Значит, с Настей ему лучше и радостнее, значит, не смогла удержать. Больно было. Было, чего тут. Пока он молчком заворачивал в одея ло пожитки, она сидела у стола и царапала ногтями клеенку, а когда под нялся, закинул на плечо узел, выхватила из кроватки двухлетнего Лень ку, кинулась ему в ноги. Ни раньше, в самые горькие сиротские годы, ни позже, она себя так не роняла, даже с тем же Павлом Корниловичем, а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2