Сибирские огни, № 2 - 1983

ившей его земле, напрягаясь странным каким-то напряжением, которое не искало в нем немедленного выхода, а копилось, чтобы когда-нибудь помочь ему перебороть в себе что-то постыдное, глупое, и никому не нужное вытерпеть. И вместе с тем это «что-то» было чудовищно-оскор­ бительном, позорным, но, должно быть, вполне закономерным и даже справедливым, похожим на обыкновенную мужицкую расправу над кем-нибудь в тихом, темном углу. И через такое он прошел в свое время. В острастку ли, в отместку, разберись теперь, но бывал жестоко бит и он когдатто. Но дело это давнее и, как говорится, чисто семейное. Сам не без гре­ ха, в молодости такие коленца откалывал, что не грешно было скопом и уму-разуму поучить. Действует это лекарство безотказно и быстро. Лишь прижми хвост, не рыпайся понапрасну, сглотни кровавые слюнки и сникни, тебе же после будет больше цены и уважения. Андриан Изотович умел «прижимать хвост», так же вот напрягаясь странным физическим напряжением, которое одолевало его сейчас, очень легко и накрепко усвоив нехитрую, но жестковатую деревенскую философию, навсегда и безропотно подчинившись ей. Поначалу, когда стал управляющим, его сильно озадачило и обес­ покоило, что теперь приходится конфликтовать уже с теми, чьи интересы он еще недавно горячо отстаивал, и которые вдруг перестали кое в чем совпадать с его новыми интересами. Но скоро он свыкся с этим поло­ жением. Бывало и наслаждался, что угодил на лицевую сторону жизни, но давно перестал наслаждаться и тешить самолюбие, тянул в поте лица начальственную свою лямку, давно не испытывая такого дьявольского напряжения души и всего тела, какое испытывал сейчас. Больше всего теперь ему не хотелось чувствовать себя способным на что-то большее, чем это ковырцние в снегу вокруг кузни, ощущать себя на той лицевой стороне медальки-жизни, а хотелось надолго, и может быть, навсегда, оставаться вровень со всеми, с забывным удовольствием размахивать лопатой, высказывать прогнозы на весну и урожай, так вот, в мелких и незаметных волнениях готовиться к севу. Это и было для него главным всегда —посеять, потом убрать,—остальное представлялось несущест­ венным и необязательным, как несущественна и необязательна ему соб­ ственная тень солнечным полднем. Дед Паршук мыслил иначе и хотел от него совсем другого. Дедка носился поверху, кричал, приседая: — Андриянка! В последний раз прошу за обчество, уважай людей, себя не уважаешь дак. Тебя ить люди поставили над собой на что? Для обчей пользы.'Дак ты и стремись к ней, обеспечь, покуда не скинули. — Э, дед, колхозные привычки забудь. Изменились времена. — Тебе выгодно, мутант рябой,—огрызнулся Паршук на Камышо- ва,— ты и забывай. — Что-о! — удивленно вытаращился Камышов. — Мутант,—с вызовом повторил дедок.— Прописано так. Голо­ ва — это одно, а тело —другое вовсе. Хи-хи, точь-в-точь об тебе. — Тебе-то зачем та школа?—хмыкнул Данилка.— Козла своего обучать или самому на мутанта учиться? Дед не осерчал, разъяснил насмехающемуся Данилке: — Умру скоро, а ить всяка собачка около своего дома околеть ста­ рается. Как же на чужбине-то? Поди весь корень мой здеся... — Это ради твоей корысти биться за школу и за Маевку, выходит, надо? — А твоей нету корысти? А ты хочешь на своей земельке помереть? Схо-о-очешь, Данилушка! К старости мои песни запоешь, да поздно будет. — Плюнь, дедка, не изводись попусту. За пекарней не плакали, и школу закроют —не заплачем. Лишь бы Валюхина лавка работала, вер­ но, мужики? — И-их, рыбьи головы! Мы строили школу, между прочим, Данил-