Сибирские огни, № 2 - 1983

.рассказ был бессвязен, о какой-то пожилой цыганке, которую он сильно не любит и которая так же сильно не любит его, о молодой цыганке, ко­ торая наперекор старой любит его и которую любит он, и еще, и еще что-то. Но где эта старуха и где эта молодка, кто так безжалостно раз­ делался с ним, выпытать не удалось. Позже уж, после войны, когда Усолье на многие годы облюбовал разноголосый табор, какой-то старик цыган, кивая осторожно на статную, властно распоряжающуюся жен­ щину, сказал: «В ней большая память живет. Она... Ты, управляющий, береги могилу кузнеца. Пока жива эта женщина, будет среди цыган жить и память о нем». И сунув увесистый кошелек, поднялся и ушел. Редко доводйлось Андриану Изотовичу думать о том кузнеце, но когда доводилось, он становился смутен и тих, словно терялся перед чуждыми и жестокими ему обычаями других людей, испытывая нелов­ кость перед самим собой за то, что так мало знал о человеке, с которым работал, но о котором знают и помнят где-то далеко-далеко. Но еще больше удивляло Андриана Изотовича то-, что, швыряя плотные пласты снега, думал он не о близкой весне с ее суетой, а о тех странных полузабытых цыганских песнях. Ну с чего бы, казалось, ему вспоминать их, а вот вспоминаются. Было что-то настоящее, радостное в той давней весне, и его снова тянуло взять в руки тяжелый замашис- тый молот. Снегу было много, и все радовались, что его много, знать, к урожаю, и никто не говорил о том, что, может быть, все здесь в последний раз. Андриану Изотовичу нравилось подобное единодушие и соответствую­ щее горение в работе. 2 Снова вышел на люди дед Паршу'к. Прибежал в кузню. Шапчонка набекрень, припал к черпаку с водичкой, пьет —захлебывается. Утолив жажду, дед заявил: — Уж и школу еслив решено под замок, дак што тогда остается, ложиться да помирать? Копаются они тута и будто не слышат, а я вро­ де на печи, а слышу. Не-е, бунтовать буду, пошли щАндрианке. Потоптался на кромке снежной траншеи, присвистывал выкрошен­ ным зубом: — Андрианка, ты здеся? Никак не разгляжу. Лопатой и я смогу, ты с начальством за грудки берись, ты не зарывайся тут в землю. Пашкин хохотал: — Сгинь, трясешь там наверху мотней, не мешай, а то сковырну., И поднимал штыковку, вгонял в снег под ногами у деда. Паршук -отскакивал и грозился еще отчаяннее. — Сам к депутату подамся, школу оне закрывать! Да ту школу, еслив хотите знать, мы по бревнышку собирали. Мы о ней товарищу Ка­ линину Михал Иванычу в двадцать восьмом годе письмом докладали. У нас поджог вышел, и помощь нам была от Михал Иваныча. А как же теперь? Спасай святое дело, Андрианка, обчее письмо, я думаю, надыть скумекать. Вылазь Давай, когда старший требует. Теплый ветер лизал, ноздреватил траншеи. Влажно было, мягко шумели ветви берез. Андриан Изотович, не поднимая головы, отваливал и отваливал снежные глыбы. Трофим Бубнов подхватывал их на фанер­ ную лопату, швырял далеко, за Паршука. — Хватит уж писем,—высказался Хомутов.— Сколь писать-то? — А сколь спонадобится, -столь и писать. От меня никому не будет спуску. Никому не дамся, покуда живой. А я вона какой! Я еще жи­ вехонек! Будто заколодило Андриана Изотовича в последние дни. Будто бе­ жал, бежал, и кончились силы, все на нем сделалось тяжелым, давило на плечи. Ни думать, ни говорить ни о чем ему больше не хотелось. Все, что делал, делал как бы напоследок, отдавая дань вскормившей и вспо- 28