Сибирские огни, № 2 - 1983
своих гсроев-чукчей- в нх столкновении с современностью. Причем именно парадок сальность реакции героев-чукчей на новей шие перемены и сообщает национальную содержательность, придает самобытность произведениям Рытхэу. И парадоксальность этой реакции не носит у •писателя сенсаци онного характера, ее истоки — в своеобыч ности мифологизированного сознания героев Рытхэу. Мифологизированное сознание пси хологически убедительно исследовано в сво ей естественной исторической среде, стало ясно, что же в опыте жизни чукчей пытает ся сохранить Рытхэу для современной исто рии. Прежде всего — их комплекс идей о духовности природы, о неких незыблемых, выработанных ею самой нормах жизни все го живого, включая и человека. Если видеть в природе лишь средство для трени ровки познавательной силы ума, жизнь че ловека обедняется. Недаром герою повести Рытхэу «Полярный круг», современному чукотскому школьнику, вдруг, когда он на чал проходить в школе планетарную систе му Мира, стало страшно в этом холодном и чужом мире. Герой другого рассказа Рыт хэу «Числа Какота» тоже потерял ощуще ние радости жизни, задавшись почерпнутой от «белых» идеей познать мир через евро пейскую систему исчисления, то есть абст рактно. Чукчи считали «двадцатками». «Двадцатка» — это человек, имеющий, как известно, по пять пальцев на руках и ногах. Эту меру счета Какот представлял ясно, ее было с чем соотнести. Но вот исписав циф рами всю толстую тетрадь, подаренную ему на пароходе Амундсена, и не получив ника кого результата, Какот растерялся перед бесконечностью цифр, он связал это с прин ципиальной непознаваемостью мира. Пыта ясь проникнуть в тайну бесконечно возра стающего ряда цифр, Какот забыл об охоте, о своих обязанностях мужа, потерял душев ный покой. Доверяя «белым» больше, чем себе, Какот мучается мыслью: «...доступна ли этому человеку (Амундсену,— Т. К.), который, как утверждают, покорил огром ные пространства и побывал на таком юге, что дальше уже вовсе ничего нет,—доступ на ли ему истина о бесконечно возрастаю щих числах? Скорее всего нет. Потому что Амундсен все время ищет конец. Конец зем ли. Значит, он уверен в том, что есть преде лы земным и водным пространствам. Но есть, кроме зверей, людей, растений — всего того, что окружает человека с самого рож дения и сопровождает до смертного часа, кроме того, что можно сосчитать, чему всег да можно найти конец,—числа. Бесконеч ный ряд чисел, волшебное возрастание коли чества. И есть ли конец этой бесконечно сти?.. Дело ведь не в том, что можно прибавить еще одну единицу... Это даже не возможно выразить. Это отрицание смысла жизни, отсутствие всякой цели. Ведь такого у человека не может быть! Это значит при знать бессилие человеческого разума!» Вко нец измученный, Какот отнес тетрадь с бес конечным рядом цифр в торосы и оставил там. Страницы тетради странно шевелились. Тогда Какот поджег тетрадь, чтобы не по пала она в руки другого охотника и не за ставила его биться над той же тайной бес конечности, которая лишила покоя Какота. Бумага хорошо горела, а цифры, кажется, сопротивлялись огню. После сожжения зло получной тетради, Какот ощутил желанный покой, простую радость бытия, повеселел: «Какот глубоко вздохнул и огляделся. То росы подступили ближе: надвигалась ночь. Бесчисленные звезды усыпали небо, и пре лесть была в том, что не надо было думать, сколько их на небе. Это было просто звезд ное небо. Небо со звездами или звезды на небе... Простые мысли, простая жизнь. Мо жет быть, это и есть настоящий смысл жиз ни?» Природную стихию жизни и культуры, ис-. кусства народов Севера нельзя игнориро вать, не уничтожая их специфику. В наш технический, индустриальный век глубокие отношения народов Севера с природой, то есть «мифологизм» их сознания,— это то, что могут -добавить они к нашему житей скому опыту, это одно из самых ценных общечеловеческих качеств их культур. Ду ховность природной культуры народов Се вера подчеркивал и О. Куваев: «Может быть, посмотреть, как мчится по кочкам вспугнутый олень, не менее достойное за нятие, чем слушать «Пиковую даму». Или свидетельство американского художника Рокуэлла Кента, много жившего среди эс кимосов Гренландии, подарившего им свое сердце: «Если бы жизнь всегда была такой, нужды в искусстве не было». А вот как расценивает фольклорно-ми фологическое мироощущение эвенков рус ский писатель Николай Яньков в своей по смертной книге «Закон предков»: «Мы-то чуть что... темнота, невежество, глупость! — говорит один из героев книги, эвенк с выс шим образованием.— Но я не думаю, что бы наши предки круглыми дураками были. Они умели замечать в природе все краси вое, грозное или торжественное. И это кра сивое ставили наравне с,божеством. Разве плохо? По-другому они не умели». На связь литератур народов Севера с фольклором обратил внимание и магадан ский литературовед Б. Комановский в сво ей книге «Пути развития литератур наро дов Крайнего Севера и Дальнего Востока СССР». По критическому замечанию друго го специалиста по литературам Севера, то же магаданца, К. Николаева, «фольклор был искусственно заложен... Б. Комановским в фундамент такого надуманного здания, как «национальный художественный стиль младописьменных литератур». Я думаю, что в этом споре прав Б. Комановский. Он обратил внимание на некий «природный фе номен» в произведениях писателей-северян в связи с разбором творчества чукотской поэтессы Антонины Кымытваль. В стихах Кымытваль «горизонт», всегда близкий и недостижимый, расценивается поэтессой как путеводная звезда для человека в при роде, и Б. Комановский видит в этом при мер «самобытности художественного зре ния» и заключает: «Так чувство, присущее жителю тундры, возвышается до общечело веческого, поэзия находит символ». А вот К. Николаев, оценивая в своей кни ге «Севером овеянные строки» литературы народов Севера как «очень самобытное со циально-эстетическое явление искусства со циалистического реализма», не всегда улав ливает специфику их самобытности. Ему, например, нравится роман Рытхэу «В доли не Маленьких Зайчиков». Это одно из не многих произведений Рытхэу, где он отдал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2