Сибирские огни, № 2 - 1983

тые тени на белом, чуть желтоватом поли­ рованном клыке, и перед ней возникал от­ четливый, понятный до последней травинки, до отдельной песчинки на морском берегу большой прекрасный мир. Какое волшебство •было в этих моржовых клыках! Какую не­ ведомую силу таили тонкие, наполненные красителем черточки, штрихи!» Эти черточ­ ки и штрихи чукотского искусства — орга­ ничны. Фигурка отлека, морского животного, ко­ торую выпиливает Эмуль для русского ар­ хеолога Барышева, чтобы ему снова захоте­ лось вернуться на Чукотку,— это символ Чукотки, ее философии и искусства, символ самой Эмуль как носительницы черт чукот­ ского характера. Эмуль не была понята Барышевым. Он не разгадал ее чувства, она ведь все время молчала или только односложно отвечала на его банальности. И выпиленный ею от- лек огорчил Барышева, он и его не оценил: «На первый взгляд в куске потемневшей моржовой коЬти не было ничего особенного. Да, можно было увидеть скрлу, приготовив­ шегося к прыжку отлека. Но надо было вглядеться, всмотреться в ту единственную .(выделено мной.— Т. К.) линию, которую Эмуль сумела передать, вырезая морское животное. Все было в этой линии — и неж­ ная песня, и робкий намек, и невысказанная нежность. Только надо было всмотреться». «Он (Барышев.— Т. К.) вертел в руках, от­ лека, словно старался найти в нем нечто особенное, но там ведь ничего не было, кро­ ме той единственной линии, которая выра­ жала все! И эту линию надо было смотреть внимательно, чуть издали и не при таком ярком свете!» В горечи Эмуль, которая, создавая отлека, «мучительно выдирала из собственной души запечатленный образ прекрасного», слышит­ ся горечь и самого Рытхэу. И еще один символ, сквозной в творчест­ ве Рытхэу, есть в этом рассказе — это ощу­ щение Эмуль своей связи с «каждой травин­ кой, каждым листочком и каждым камеш­ ком на морском .берегу». Это ощущение зна­ комо нам по современным легендам Рытхэу «Когда Киты уходят» и «Тэрыкы». По чу­ котскому преданию, когда-то мир был един и человеческое существо (им у чукчей была женщина Нау) ощущало себя частью всего живого, «упругим ветром, зеленой травой и морской галькой, высоким облаком и синим бездонным небом» и относилось ровно и спокойно ко всему «живому, имеющему свой голос и свой крик, безмолвному, но движу­ щемуся и пребывающему в вечном покое». Затем Нау посетила Великая Любдвь, сила, пришедшая неведомо откуда, синонимом ко­ торой является Тайна. Великая Любовь, по­ ка она жила среди людей, была не только причиной рождения человеческого рода от союза Кита и женщины, но и источником его материального и морального благополу­ чия. Все в мире было в порядке, но позже, когда человек противопоставил себя живот­ ным, общее происхождение с которыми за­ печатлела легенда, Вечная женщина Нау, умирая, произносит пророческие слова: «Ес­ ли ты сегодня убил своего брата только за то, что он не похож на тебя, то завтра...» В рассказе «Отлек» это ощущение единства мира было у Эмуль в детстве, потом она его утратила. Оно возвращалось лишь при ветре- че с высоким искусством деда Гальматэги- на. Это ощущение легенды вернулось к ней и в конце рассказа, когда она открыла для себя волшебство и совершенство естествен­ ной линии, радость «просто жизни». «Она смотрела вокруг прояснившимися, слезами омытыми глазами и с радостью чувствова­ ла, как к ней возвращается та способность, которую она считала навсегда утраченной: она снова видела каждую травинку и каж­ дый камешек. Горизонт был резко очерчен, и морская синь была густо-черной, и облака были объемны в небе, и мысль оставалась незамутненной...» Этот мотив слияния человека с природой выводит на еще одну особенность творчест­ ва Рытхэу — как и всех писателей-севе- рян — на «природный феномен» в системе его художественных образов: «близкая к природе жизнь и есть настоящая жизнь», как об этом говорится в романе «Сон в на­ чале тумана». Мотивы, пронизывающие все творчество Рытхэу, есть грани одной волну­ ющей I его проблемы — какова настоящая человеческая жизнь? Какое содержание кро­ ется за понятием «лыгъоравэтльян», то есть «человек в истинном значении», как издрев­ ле именовали себя чукчи? Что может предложить Рытхэу для ре­ шения сложнейших проблем современности? Конечно, художественную культуру и фило­ софию своего народа. Вот как она сформу­ лирована в романе «Сон в начале тумана» главным героем Джоном Макленнаном: «По­ чему же так случилось, что я даже пред­ ставить себе не могу, что покину этот бе­ рег?. Ведь дело не в том, что здесь похоро­ нена моя дочь, здесь родился сын, здесь жи­ вут близкие и дорогие мне люди. Так в чем же суть? Вроде бы каждый день отделяет меня все больше от идеала человека, кото­ рый был мне внушен воспитанием в детстве и учением в университете... Может быть, от того, что здесь нужно остро чувствовать се­ бя человеком каждый день, каждый час, каждое мгновенье, чтобы выжить? Или точ­ нее говоря, я пытаюсь нащупать путь к то­ му идеалу человека, который является ис­ тинным?» Или еще: «Может быть, это и есть самая лучшая и правильная жизнь... Чем ближе человек к природе, тем свободнее и чище он как в мыслях, так и в поступках». «Да, может быть, здесь и есть она, эта истинная жизнь, достойная человека». А в современной легенде «Когда Киты ухо­ дят»— это любовь и взаимопомощь как один из основных законов существования органической природы. Вот стихи, поме­ щенные в легенде сразу велед за историей о том, как киты спасли жизнь Эну и его това­ рищам, вывели их заблудившийся во льдах вельбот к знакомому берегу. Брат — это не только тот. Кто просто похож на тебя. Брат — это тот. кто сочувствует Твоему несчастью и приходит на помощь... В «Отлеке» —это органическая линия, вер­ нувшая Эмуль ощущение единства с миром во всех его проявлениях, причастности к не­ му, счастья. Круг замыкается: от легенды к собственному творчеству, от оригинального творчества — к легенде. Содержание легенды оживает, становится понятным психологизм фольклора в романе «Когда Киты уходят» и повести «Тэрыкы». А онй вот о чем. Весь