Сибирские огни, № 2 - 1983

на двадцать метров разбросало. Иваньков домкратом поддел мост, снял колесо, а в это время машину повело вперед, ось сполз­ ла с пятки домкрата и врезалась шоферу в руку. Всю кисть размозжила, пригвоздила к земле. Иваньков вытащил из кармана нож- складень, зубами открыл его и, теряя со­ знание, отпилил кисть». В другой повести шофер в точно такой же ситуации, обезумев, отгрыз себе руку. А во- обще-то вариантов у этой шоферской ле­ генды масса, и является она непременным спутником шоферской братии на всех север­ ных сибирских трассах: от Тюменщины до Колымы... В статье «О чем пишут молодые» («Ок­ тябрь», 1981, № 8, с. 198—199) В. По- воляев цитирует любопытное и поучитель­ ное письмо, адресованное ему: «Надо строго поубавить все красивости. У Вас большой запас всяческих наблюде­ ний, аналогий, образов. Вот местами Вы из них и устраиваете чехарду, громоздя од­ но на другое, хотя в этом нет абсолютно никакой необходимости, только загружает действие, мешает восприятию сказанного. Тут уж позвольте переадресовать Вам реко­ мендацию тургеневского Базарова: «Друг мой, Аркадий, не говорите красиво». Прой­ дитесь-ка по всей рукописи и поубавьте эту нарочитую цветистость. Затем нужны со­ кращения. Главным образом за счет ро­ мантических рассказов Вашего героя. Тут на языке картежников у Вас часто бывает двадцать два...» Вот эти-то «двадцать два» частенько и подводят пишущих о современной Сибири. Особенно хочется остановиться на порт­ ретных характеристиках ура-романтиче- ских героев. В них вполне отчетливо про­ сматриваются попытки некоторых писателей представить читателю некий особый тип истинного сибиряка, в корне отличного от рядового «гомо сапиенс». Полюбуемся, например, главным героем «Каравана» Иннокентием Беломестным: «Степенный, ладного росту, ладного весу, он сидит прочно, незыблемо, даже на уха­ бах его не подбрасывает. Бородач, таежная косточка, закоренелый сибиряк, кто не зна­ ет — побаивается.» Хоть на плакат в под­ спорье оргнабору, агитирующему ехать на сибирские стройки! У В. Поволяева один из юных персонажей повести «Отряд» Толик вспоминает, как он «заболел» Сибирью. «В Толиков дом из далекой холодной Сибири приехал дядя. ...В скрипучем комиссарском кожане, с бо­ родой, пахнущей «земляным маслом» и кед­ ровым смольем, жирной рыбой муксуном, ребячливый и добрый мот, щедрая душа, широкая натура, привыкший рубить сплеча, но вместе с тем наблюдательный, тонкий и чуткий , с пронзительными медовыми глаза­ ми, в которых плясали, ярились шаманята, нефтяник и строитель, прошедший все ог­ ни, воды и медные трубы...» Вот как много сразу смог увидеть Толик, глянув на физио­ номию дяди. Но что доконало Толика, окон­ чательно утвердило в нем желание ехать в Сибирь, так это «дядины рассказы о та­ мошнем быте, где все было удивительным, новым, пахло .жизнью, движением, силой, романтикой». О чем же эти удивительные рассказы? О рабочих буднях? О том, каким напряжением сил, каким потом дается нефть? Вовсе, нет. «О том, как в тридцати­ градусный мороз цветут диковинные таеж­ ные цветы уйгурки... как по воскресеньям в летней тундре буровики катаются на коньках со стамух, обсосанных солнцем... ледяных гор небесной голубизны...» Впрочем, фигура дяди Толика намеренно выведена автором в пародийном свете и на­ правлена как раз именно против изобра­ жения таких вот «бывалых людей», «истин­ ных сибиряков». В образе же самого Толи­ ка предстает молодой человек, который, на­ слушавшись экзотических россказней, сра­ женный чарами махровой «сибирятины», очертя голову бросается «за туманом и за запахом тайги», не имея ни ясного пред­ ставления о том, куда едет, ни о тех реаль­ ных трудностях, которые его ожидают. Собственно говоря, большинство персо­ нажей повести «Отряд» попало на Север тем же образом, что и Толик; путь сюда каждого из них начинался с сомнительно­ романтических слухов, рассказов «бывалых людей». Но приложила здесь руку и ли­ тература, иной раз уподобляющаяся таким вот «бывалым людям». Более того, есть ос­ нования полагать, знакомясь с многочис­ ленными эрзацами на сибирскую тему, что в непрекращающейся текучке кадров, ко­ торая пугает испытанных кадровиков сибир­ ских строек и предприятий хуже всяких медведей, художественная литература игра­ ет не последнюю роль. Но ведь авторы подобных произведений, как правило, руководствуются очень благо­ родной и необходимой целью: заинтересо­ вать молодежь Сибирью, нацелить ее на преодоление трудностей, увлечь героикой созидания. Однако, ориентируя своего чи­ тателя прежде всего на красивые романти­ ческие трудности, эффектные поступки ге­ роев и дремучую экзотику, упомянутые пи­ сатели как-то непростительно упускают из виду, что реальная жизнь реальной (а не лубочной!) Сибири гораздо сложнее, про­ тиворечивее, да и чисто внешне гораздо прозаичнее. И начинаются разочарования. Молодые люди, поверив будоражащим душу расска­ зам о медвежьем крае, приехав на место, вдруг обнаруживают, что на самом-то деле все далеко не так, что зазывалы, сманив­ шие их сюда, лгали, что к реальной Сибири они вовсе не готовы. Именно в таком положении оказались парни из рассказа Е. Городецкого «При­ шельцы», попавшие на север Томской об­ ласти из-под Одессы. «Уполномоченный орг- набора, безответственный и недобросовест­ ный вербовщик, насулил им золотые горы: и заработок, и жилищные условия, и куль­ турный досуг — все как в рекламных ки­ нолентах. Действительность оказалась иной. Поселили их в маленьком грязном общежи­ тий, кишевшем клопами... В магазине пол­ ки пустые... В столовой каждый день с ут­ ра и до вечера одно и то же меню: на пер­ вое гороховый суп, на второе поджарка из свинины, а свинина та — гольное сало, и ни картошки, ни капусты... Ну, а главное,— работа. Направили их на верхний склад, на сортировку, что и как делать, путем не объяснят, только матом орут. Пришли по­ лучать зарплату — по сто тридцать, сто сорок, а местным наряды закрывают по триста с гаком». И растерявшиеся, совсем не