Сибирские огни, № 2 - 1983

насколько они соотнесены с реальностью, и, может быть, самое главное, насколько эти поступки приблизили самих героев к читателю. •И у меня, например, есть все основания сомневаться, что при чтении цитируемого ниже эпизода из повести известного и ува­ жаемого литератора, для которого сибир­ ская тематика стала давно родной и близ­ кой, читатель безоговорочно проникнется полным доверием к автору. «В мешке было больше центнера веса, Точнее — сто двадцать килограммов. — Ванька! Давай я помогу! — кричал около него Вдовин, смешно потрясывая го­ ловой. — Пу-усти! — выдохнул Костылев, чув­ ствуя, что кровь вот-вот брызнет из но­ са. — Прочь! .¡.Костылев подковылял к скважине и, прицелившись налитыми натугой глазами к едкой вихрастой струе, с коротким облег­ чающим кряканием припечатал боковину мешка к арматуре. Мешок задергался, за­ шевелился, как живой, у него в руках, забился, будто поросенок, которого собра­ лись прирезать, и тогда Костылев, не ду­ мая ни о чем, навалился на мешок всей тяжестью тела, вцепился руками в кресто­ вины арматуры, притянул к себе, замер, боясь пошевелиться». Такая вот амбразура. Хотя, судя по то­ му же вышеприведенному отрывку, все можно было сделать гораздо спокойнее, с помощью товарищей и без «натуги» в гла­ зах (в жизни-то так обычно и, бывает!). Но тогда исчезло бы «геройство», заметно поблекла бы та позолота, которой автор щедро украшает своего героя. В том-то и беда большинства певцов си­ бирской темы, пользующихся художествен­ ным арсеналом «голубой романтики», что они, не жалея красок на сам факт прояв­ ления того или иного героического поступ­ ка, частенько забывают о его психологиче­ ской основе, констатируя деяние, упускают из виду его диалектику. В результате под­ виги, о которых только что шла речь, на поверку оказываются пустотелыми, а сами герои, их свершающие, так и остаются не­ познанными для читателя. За механическим нагромождением «суро­ вых трудностей» бывает нелегко разгля­ деть и живые человеческие характеры, и естественные человеческие отношения. Все подчинено модели «сибирской» романтики, внутри которой и согласно которой проис­ ходит, как правило, и формирование кол­ лектива, и становление личности. Опреде­ ляющим же при постановке такой узкоро­ мантической задачи становится не досто­ верность, не соотнесенность с реалиями «места действия», а все тот же романтиче- ско-экзотический антураж и душевный вос­ торг персонажей, приехавших сюда словно бы с единственной целью — преодолевать трудности. Эти, опять-таки типичные, атрибуты «го­ лубой романтики» в произведениях о сов­ ременных преобразователях Сибири зачас­ тую подменяют глубину их психологиче­ ского облика. Зеленая восторженная молодежь, при­ ехавшая в Сибирь делать «собственную ис­ торию», собралась на страницах повести Б. Лапина «Караван». Действие ее проис­ ходит в начале шестидесятых — во време­ на пика «голубой романтики». Как видим; между автором и его героями пролегла ди­ станция в два десятка лет, вполне доста­ точная для того, чтобы объективно отра­ зить и время, и процессы, происходившие в душах и сердцах молодежи того периода, и проследить эволюцию (а романтика — то­ же явление исторически меняющееся) ро­ мантических устремлений. К сожалению, Б. Лапин не сумел в должной мере ощу­ тить эту дистанцию, подняться над событи­ ями тех лет, а подошел к материалу и своим персонажам с уже с отжившими ху­ дожественными мерками. Об этом свиде­ тельствует хотя бы коллективный портрет молодых шоферов, участвующих в трудном походе к месту будущей ГЭС, портрет, вы­ полненный совершенно в духе романтиче­ ского бума начала шестидесятых годов: «Черные «консервы», жидкие усишки, козлиные бородки. Курносые красные но­ сы, мягкие девичьи губы, восторженные глаза. Зеленое воинство Иннокентия Бело- местного. Редко кому двадцать пять, тот уже ветеран, а так восемнадцать—двад­ цать. Пижоны, эрудиты, гитаристы. Физи­ ки и лирики». Художник .Остап Крамор из романа К. Лагунова «Больно берег крут» делится с одним из персонажей этого произведения своими первыми впечатлениями о Сибири: «Пока толкался в Туровске на вокзале да на аэродроме, от злорадства чуть не лоп­ нул. Тот тыщами бредит, другой башку от беды спасает, третий по жизни — как на­ воз по воде... Вот так первопроходцы! Вот так первооткрыватели. Смеюсь. Ликую. А все же хочется, чтоб и на глаз, и на ощупь, чтоб уж полное подтверждение сво­ ей прозорливости...». Читая повесть Б. Лапина и вещи, подоб­ ные ей, как раз и уподобляешься такому вокзальному наблюдателю, который прини­ мает толкущихся в ожидании самолета «ис­ кателей приключений» за настоящих сибиря­ ков, за истинных первопроходцев. Редко какое произведение «голубой ро­ мантики» обходится без красивой и необык­ новенной любви. В этом отношении и «Караван» Б. Лапина, и многие другие «сибирские» повести не составляют исклю­ чения. Так, скажем, главный герой «Ка­ равана» Иннокентий Беломестный влюб­ ляется в будущую жену в одночасье и на­ всегда и, как в старые добрые времена, умыкает ее от прежнего мужа вместе с ее ребенком, разом перекраивая несколько судеб. Да и подвиги свои герои некоторых про­ изведений о современных первопроходцах совершают не так уж и бескорыстно, как это кажется на первый взгляд. Им, как говорится, есть на кого работать. Пусть их с любимой разделяют тысячи километ­ ров, — в самые ответственные моменты она обязательно, словно по мановению вол­ шебной палочки (таковы уж условия ро­ мантической любви)', оказывается рядом, дабы придать своим появлением нашим ге­ роям бодрости и силы для совершения оче­ редного подвига. Сложнее любовные отношения в пове­ сти В. Поволяева «Долгий, заход, солнца». Пока буровик Гуров искал вдоль трассы БАМа воду для будущих поселков, его