Сибирские огни, № 1 - 1983
мане пальто незнакомые пятнадцать рублей. Друг Лева успел, значит, сунуть их туда незаметно. Аркадий Сергеевич расстроился: — Тьфу ты!. Вот же прохиндей! Еще бы додумался за сапоги су нуть. — Мог бь 1 и додуматься,—жестко сказала жена. С тех пор дружба между семействами пошла на убыль, дала, как говорится, трещину. Прекратились чуть ли не ежедневные телефонные перезванивания между супругами. Когда Киндеровы приглашали Зай киных в гости —подышать свежим академгородовским воздухом, Маша отказывалась ехать, ссылаясь на головную боль. «Если хочешь, поезжай один»,—говорила ледяным'тоном. Аркадий Сергеевич один, естествен но, не ехал: это было бы слишком уж явной демонстрацией Машиной непримиримости. Встречались они со Львом Ивановичем поэтому без жен, когда Аркадию Сергеевичу приходилось бывать в Академии по де лам. Обычно он звонил из автомата и говорил: «Лева, я здесь». Лев Иванович цеплял на поводок Гамильтона, выводил погулять. Они уса живались где-нибудь на скамеечке, пес носился по газонам, друзья смотрели, как он резвится, и... молчали. Или перебрасывались незнача щими фразами. Говорить о причине размолвки, выяснять отношения было тягостно, делать вид, что ничего не произошло, они не умели — разговор не клеился. Грустные, словом, были встречи. Аркадий Сергеевич поглядывал на Гамильтона неприязненно. Он понимал, конечно: не в собаке зарыта «собака», но все же... с него, чер та, началось. «Эх,—думал Аркадий Сергеевич,—носили бы туфлишки за двадцатку, как в молодости, не гонялись бы за дороговизной, не вы пяливались бы... Аристократки, понимаешь! Элочки-Людоедки. С доч ками миллионеров^ соревнуются...» Однако он понимал и то, что возврата к стоптанным студенческим туфелькам не будет. Вот и друг сидит рядом — в кожаном пиджаке, модных брюках и умопомрачительных ботинках. А всего-то собачку вышел прогулять. Да и сам Зайкин не в телогрейку был наряжен. Лев Иванович в такие минуты тоже не жаловал пса, напоминавше го ему, как видно, о душевной травме. Во всяком случае, когда Гамиль тон весело облаивал прохожих или кидался за какой-нибудь собачон кой, доктор неинтеллигентно кричал: — Фу! Сучья морда! (Хотя Гамильтон безусловно был кобелем). Но мы поступились бы жизненной правдой, если бы написали, что замечательная эта дружба так и зачахла. Уж это было бы передержкой, шаржем, откровенной сатирой. Нет, дружба уцелела и даже расцвела с новой силой. И воскресили ее жены. Опять же они! Ах, братья-мужчи ны, как не поклониться нашим вздорным, капризным, злопамятным, чутким, мудрым, прелестным подругам! Иногда стоит, честное слово. Ирина связала для Маши совершенно потрясающую кофточку из мохера, и незваная, явилась к ней на день рождения. Женщины обня лись, расплакались: «Дуры мы, дуры!.. Идиотки!»—и мир был восста новлен. На другой день, уже у Киндеровых, они сами, без помощи муж чин, приколотили чуть ли не под самым потолком специальную полоч ку, покидали туда обувь, а этому высокородному балбесу Гамильтону со смехом сказали: «На-ко теперь, выкуси!» I Так что с этой стороны все опять в полном ажуре. - Но недавно произошло новое ЧП. Гамильтон съел ботинки шефа Льва Ивановича. Прекрасные португальские ботинки из натуральной замши. Шеф впервые посетил квартиру своего подчиненного: Лев Ива нович заманил его посмотреть редкостную коллекцию минералов. Рас сеянный Киндеров не успел предупредить начальника, тот по укоре нившейся нынче моде —разулся в коридоре; и пока они со Львом Ивановичем любовались коллекцией, а Ирина готовила на кухне кок тейли и кофе, Гамильтон пообедал заграничным товаром. Причем он не просто изгрыз ботинки, он начисто сожрал, их^ оставив только подошвы, сработанные из какой-то вовсе уж несъедобной синтетики. Оскорбленный шеф привязал подошвы к ногам ленточками (подхо
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2