Сибирские огни, № 1 - 1983
зяин избы выставляет еду со своей стороны и бутылку водки, не боль ше. Остальные приходят с выпивкой, кто сколько считает нужным при нести. Складчины тихи, песни там поют редко, гармониста никто никогда не приглашает специально —не нужен, гармошки по деревне давно не слыхать, разучились играть будто. Сам гармонист, если в складчину вошел, гармонь не берет с собой, никто сыграть не попросит, пегь-плясать не станет. На складчинах разговоры говорят разные: все больше о работе, кто сколько заработал в этот месяц, каковы бу дут надои или о детях. А самые младшие, Степкины, Митькины ровесники,—этим уж и не до складчин. Получили деньги, сразу в магазин. Взяли на двоих бутылку, зашли тут же за угол, сели на пустые ящики, выпили, утерлись рукавами, папиросы в зубы и —все дела. И разговора-то у них ника кого не получается, все мать-перемать да мать-перемать. Посидят, начинают добавлять. Нажрутся, распустят сопли и —ну по деревне шариться. Прицепятся к кому-нибудь, глядишь —драка... А вот кому жить да умирать не надо, так это кто через десять лет после войны родился. Холстов да дерюг, да хлеба из картошки они и в глаза не видели; еще в школу ходит, в восьмой класс, а ему уже мо тоцикл за триста пятьдесят рублей. За такие деньги раньше корову по купали. Да копишь лет шесть, прежде чем купить. Отец его, бывало, на быке зимой неделю в город ехал, чтоб клюкву продать да фуфайки за сколько лет справить выходные, а он от дома до клуба пешком не пойдет, на мотоцикле. Мы с дедом купили своим, Степке и Митьке. Степка еще в армию не ходил, так и году не проездили, расшибли. Что ты с ними станешь делать, жизнь такая пошла, легкая, не по копейкам счет... Наш трудодень был пуст, где б ни работал: в посевную, на сенокосе, в уборочную или за скотом ухаживаешь. На таборе летом в обед покор мят супом, считай, что расчет получил полный, годовой. Если бы ра боту нашу по-теперешнему оплачивали —озолотились бы, в шелках ходили... Ох, работа! Откуда и силы только брались. Помню, отобрали нас несколько баб, что на вид покрепче, и в «Заготзерно». А там кули с пшеницей, по восемьдесят килограммов каждый. Не всякий мужик взбросит. А мы чередой друг за другом, друг за другом, с хрипом, сапом, без остановки. Вот как. Теперь уж и самой не верится, что так было... — Как бабы работали,— покивал согласно старик,—и не расска жешь. Слов не хватит. А расскажешь — не поверят. И не верят. Говорят, что не может быть, чтобы такую работу бабы делали, да вручную- — Война началась, в колхозе один трактор-колесник да молотилка. А помнишь, дед, как колхозу машину дали, полуторку? Гос-споди, вся деревня сбежалась смотреть — от мала до велика. Только-только отсе ялись, передышку дал председатель дня на два, никак, а тут машина. Вот он и приказал катать всех от Тырновки до Юрковки да обратно. День воскресный, теплынь, принарядились, на душе хорошо, война да леко отошла, будто и не было. Праздник. Одну партию прокатит, вто рую, одну партию прокатит, вторую. Да с гармонью, да с песнями. Ах, ты боже мой. Запомнилось вот... А теперь машин этих, куда ни повернись. Тракторов разных наде лали, комбайны самоходные, электродойку у нас в Тырновке устано вили, работала сколько лет. А только не держат и машины народ на земле —вот что удивительно. Вон скотники тырновские. С мая по октябрь пасли скот на Юрков ских угодьях, верстах в шести от Тырновки. Избушка там на берегу Ше- гарки, пригон, куда коров на ночь загоняют, электродойка. Утро-вечер машина доярок привозит на дойку, фляги с молоком забирает. А их дело —паси. Пасут на лошадях, седла им дают, сапоги резиновые, дож девики ■—вот какое внимание. Да разве колхозный пастух подумать мог о коне с седлом, сапогах с дождевиком! Пасут через день. День отпас, день дома. Два гурта дойных в Тырновке, четыре пастуха. Попар но выгоняли. Угонят коров с утра на самые дальние поляны в угол, вер-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2