Сибирские огни, № 1 - 1983
рухляди —на воз не укласть. Годами обреталось, наживалось нужное в хозяйстве, без чего крестьянской семье дня не обойтись. Куда девать? Бросать жалко. Разносить по дворам? У каждого свое. Ну, кое-что, до пустим, возьмут. А цена какая им? Бросить с избой? Вот прялка! На ней еще моя бабка пряла. Ее беречь, смотреть, мать с бабкой вспоминать, жизнь свою. А надо бросать. Не повезешь с собой — засмеют. Рукавицы- мохнашки деду мужик наш один деревенский отдал в память о себе перед смертью. Дед надевал их в морозы самые; рукам тепло, как в бане. Разве ж дед расстанется с ними подобру? А тулуп, а бочонок под квас, а кадки под капусту и огурцы, а сбойка —масло сбивать, а сепа ратор, а пила—пилу жалко, из всей деревни одна такая, а литовки — моя среди них, до колхоза еще насаженная, сколько отмахала ею, исто чилась вконец, а все* как бритва... Да много чего еще, что до вчерашне го дня было необходимо, а теперь вроде бы уже и не нужно. Я хожу из избы во двор, в баню да обратно, возьму что-нибудь в руки, подер жу, положу на место. Опять иду... Свои, тырновские, кроме кур и дров, ничего больше не купили, и со Вдовинского никто ничем не заинтересовался. Дед мой аж почернел с лица, молчит и молчит целыми днями, пло хо ест, плохо спит; я уж и опасаться стала, как бы не заболел. Он не потому мучился, что продажа не двигалась,—жалко было усадьбу оставлять. Никому ничего больше не предлагаем, сидим, ждем. Слава богу, что овощи остались в погребе нетронутые и в избе все на месте, и на дворе, — себе же и сгодилось. Ждем, а время идет. Вот октябрь, сухой в первых днях, а потом, без единого дождя, заморозки. Мы раду емся, Гоша, без помех доберется. А его нет и нет. Середина месяца, ко нец. Перед праздником снег выпал, похолодало сразу, мороз, чуть не до двадцати градусов. В избе холодно, рамы вторые не вставляли, за валинку не подняли —не утеплили избу, как утепляли каждую осень, понадеялись, что сын вот-вот заявится. Дрова продали до единого по лена, топить нечем, стала я тогда жерди с городьбы снимать, да ими и топили. А Гоши и след простыл:. Тут и поняли мы, что не приедет он. Случилось что —незнаем. Ни письма от него, ни телеграммы. И ад- рест нам его новый неизвестен. Так и решили — беда какая-то стряс лась, иначе приехал бы или сообщил. Договорились ведь, не малень кий... А у него, как потом узнали, ничего не случилось. Жена не захотела, чтобы мы жили у них,—вот и все. Как только услыхала от Гоши, что он пригласил нас на жительство, сразу поставила условия: или родите ли или она. Жили в деревне и дальше пусть живут. Почему именно к ним они должны переехать? Что, других детей у них нет? У нее вон свои родители имеются, однако .она их не зовет к себе. А то, посмо трите на него, поехал, высказался, решил сам все вопросы. Гоша мол ча согласился с женой. Да извинения еще попросил у нее. А нам Гоша ничего не стал сообщать, решил, что сами догадаемся, а он позже при едет да и расскажет обо всем. Это мы от Дарьи потом узнали. А он, Го ша, глаз с той поры не кажет к нам —совестно. Мы с дедом, наконец, сообразили, что обманул он нас, посердились, попереживали, да толку что. Поехал дед после праздников на почту, вы звал Степку на переговоры, обсказал положение, тот сжалился, при ехал по первопутке на машине, забрал нас. А потом, до большого снега, приезжал еще несколько раз, перевозил, что можно было увезти, нуж ным было. А нужным стало все, до последнего гвоздя. Он, Степка, в сентябре поставил купленную избу на фундамент, крышу толем на крыл, прямо на обрешётку, окна вставил, навесил двери, половицы бро сил. И все быстрее, наспех, на скорую руку, чтобы успеть до снега, пере зимовать, а потом уж начинать доделывать. Вселился перед холодами самыми и нас, глядь, вскорости привез, поместил в дом этот собственный. Дед, как приехали, обошел вокруг, посмотрел-посмотрел, вздохнул горько. Степке ничего не сказал. Поздно говорить, не изменишь...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2