Сибирские огни, № 1 - 1983

Да он их и пропил тут же. Совсем приехал. Стали про семью спраши­ вать, только рукой махнул. Тридцати тогда ему еще не было, ловкий такой, из себя пригожий. Полгода прожил с нами, гулял все. В своей деревне дворы обошел, в соседние подался, кое-кто из ровесников его остался, товарищей школьных. Мы с дедом от стыда не знали куда глаза прятать. И все мать нехороша: не так сварила, не так подала, не так постирала. Эх, милый ты мой дитеночек, говорю, вспомнишь ты еще мать свою. Вспомнишь, да поздно будет. И правда... Пришел как-то с гулянья под утро, я уже печь растопила, сел на лавку возле стола. И мне: «Ты, мать, блины не собираешься печь? Бли­ нов хочу». А какие ж блины—будний день. Дед молчал, молчал да и говорит ему: «Вот что, Гриша, Или ты в руки себя бери или... уезжай туда, откуда приехал». Психанул он. Стал собираться. А куда —сам не знает. И денег нет. Продали мы тогда поросенка —боров уже, в зиму колоть собирались. Жалко, а что делать. Лучше б и не приезжал. Когда не ведаешь, не зна­ ешь, как живут —переживаний меньше. Все думаешь —хорошо. А оно видишь как: кувырком да через голову, кувырком да в грязь лицом... Уехал, а мы остались жить как жили. Ничего в дом наш он не при­ нес, помощи никакой не оказал, опозорился только, разговоров наплодил худых. Год прошел, два и три, от него ни слуху, ни духу. На пятый год присылает письмо, с Урала уже. Работает в леспромхозе, пишет, лес за­ готавливает. Семья, дочери уже год. Прислал —и опять с концом. Мы уж и отвыкать стали, вроде и нет у нас сына старшего. Редко вспоми­ нали. Спросит кто: где Гриня-то ваш? Вот и вспомнишь. А так —не до того. День за днем, день за днем —и все заботы, некогда спины распря­ мить лишний раз. Еще письмо было, лет через восемь после первого. Живут в другом месте, ребятишек уже четверо. Мы отписали ответ. Опять прошло несколько лет. В третьем письме сообщил, что скоро вер­ нется домой, насовсем. У меня аж сердце остановилось... Вернулся. По­ старел сам, похудел. И жена замотанная, как лошадь после, посевной. Это сколько же мы его не видели, дед, годов, должно, двадцать? — А черт его знает... сколько,—махнул старик рукой.—О нем го­ ворить—время терять. Прогулял свою жизнь. Мотался, мотался, а толку никакого. Ну —воевал, понятно. Но потом-то можно было себя поста­ вить. Учиться не захотел, специальности не обрел. В голове ветер и в карманах ветер. По имени полностью никто не называет, про отчество уж и не говорю. Гринька, и все. Как мальчишку. — А и верно,—согласилась старуха,—Пятьдесят с лишним, а име­ ни доброго нету. Деда, вон, сколь помню, все по отчеству величали. И до войны, и после, и по сей день. Для мужика это первое дело, чтоб по отчеству... Ну, так вот, приехали. Что надето на них— то и есть. Пожили у нас месяца полтора, так я думала, что умом тронусь за это время. Кормить надо такую ораву чем-то три раза на день. А ребятишки не слушаются, балованые, безобразят. Освободилась тут изба на другом краю деревни, перешли. Работать на ферму определились, Гринька скотником, она дояркой. Приехали осенью, в конце сентября, пока суть да дело, снег пал. Зима, а у них ничего нет. Картошки дай, овощей дай, мяса оторви от себя. Перезимо­ вали кое-как. Вот весна, огороды скоро садить. В деревне жить, мало на ферме работать, хозяйство еще надо держать, огород обрабатывать, чтобы зиму по соседям не бегать, не попрошайничать —засмеют. Дали мы им кар­ тошки семенной. Посадили. Посадили соток пятнадцать всего, это на их-то семью. Луку две грядочки. И все. Да и тот посох, забытый. Ни огурцов-помидоров, ни редисочки, ни укропа... Она, сноха-то, к деревенской жизни вроде бы неспособная —где и росла только. «Не привыкла,—говорит,—я к огородам, не пойму, что как высаживать, какой чему уход требуется».—«Да ты что, с луны сва­ лилась, что ли? —бабы ей говорят.—Пройди разок скрозь деревню, приглядись, кто что делает, тут же и научишься». Лень —это другое