Сибирские огни, № 1 - 1983
Прислонив к чурбаку топор, он подкатывал очередную чурку, ставил ее напротив стоймя, брал обеими руками топор, вскидывал его над головой, отклоняясь назад всем корпусом, потом с ыханьем подавался вперед, опуская топор на чурку. Невысокая сухонькая старуха проворно подби рала поленья, укладывая их в поленницу, заложенную, чтобы не подгни ла, на брошенные на землю тонкие жердинки от угла избы до угла сарая. — Здравствуйте! — сказал я. Старики отвлеклись, поздоровались сдержанно, видя незнакомого. Некоторое время они смотрели на меня, а я на них. Старик, чувствовалось, устал. Лоб и щеки его были мокры, кепка сбилась на сторону, рубаха под мышками и на груди темнела от пота. — Отдохни, дед,—сказала старуха, повернувшись ко мне с поле ном в руках.— Вон человек подошел. Заходи, —пригласила она,— че го ж по ту сторону-то... Я вошел во двор и попросил напиться. — Воды или квасу? — спросила старуха, направляясь к сеням. — Квасу, если есть. — Е-есть, как же,— откликнулась старуха, выходя из темных сеней с двухлитровой банкой в руках.— Да, поди, не понравится. Наши пьют, не успеваешь заводить. На скорую руку делаю, холодная вода да за кваска: атомный. Мы попили. Я сел на чурку ближе к воротцам. И старуха присела напротив. — Раньше-то,— сказала она, расправляя на коленях подол широ кой старушечьей юбки,— когда на Шегарке в своем дому жили, настоя щий квас делали. Выстаивать давали. А ежели погода пасмурная и пьется не в охотку, застареет чуток квас, соды сыпнешь в него, подмоло дишь — и опять хорош. Вот как. — И правда,— согласился старик, утерев краем рубахи лицо,— сыпнешь на ковшик щепотку, а он пеной сразу, да так в нос и шибанет. Мастерица была мать на всю деревню что квас завести, что пива. А те перь разладилась. ■— Да не разладилась,— поправила старуха, —и завела бы настоя щий, а уж и руки ни к чему не лежат. Без охоты что и работа. Переехали... — Ладно, мать, что об этом говорить теперь,— попросил старик, и они оба замолчали, думая о чем-то своем, очень близком и личном. — Не ко времени колете,—кивнул я на дрова, как будто старики не знали, когда лучше всего следует управляться с дровами. — Так вот,— кивнул старик, соглашаясь,— не вовремя пилили, не вовремя и колем. Мы с матерью пилили, нам и колоть-складывать при шлось. Что ж... Я переводил взгляд со старухи на старика, наблюдая, прислуши ваясь, как они говорят. Старику, судя по всему, было за семьдесят — и давно. По глазам видно было, что он стар. Его узкое продолговатое лицо было выбрито, сивые— теперь он снял кепку, положив на колено,—* волосы коротко острижены, коричневая загорелая шея ровно держала голову на сухих плечах, сухие, коричневые выше кисти руки лежали одна на другой на колене, прижав кепку. Худощавый, но не худой, вы сокий, он, должно быть, смолоду проворен и ловок был во всем и немало силен. За спиной старика, прислоненные к стене сарая, стояли деревян ные костыли. Старуха выглядела лет на десять моложе мужа, была ниже ростом, сутуловата чуток, опрятная в одежде, скорая в движениях. Мягкое морщинистое лицо ее хорошело от улыбки, выражения живых глаз, не потерявших к старости цвета и осмысленности. И в разговоре она была куда бойчее старика. Он говорил медленно, раздумчиво, переспро сит, если что не ясно. А она— вперебой, с усмешкой, прибауткой. А то и засмеется своим словам. Покрытая темным в мелкую крапинку платоч ком, в линялой рабочей кофте, длинной черной юбке, она сидела напро
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2