Сибирские огни, № 1 - 1983

можно относиться хоть как, но только не с подобострастием. Это чувство потребно, чтобы в чем-то чужом выесть себе простран­ ство для удобного обитания, показно и по­ добострастно возвеличивая чуждое тебе по духу, вознося его до таких пределов, когда твое инородное присутствие в нем становит­ ся уже незаметным и неважным, совершен­ но как бы безобидным. Подобострастие — это умышленное смещение масштабов и вольное или невольное обесценивание пред­ мета, к которому родное испытывает страсть, а чуждое ему — нечто эту страсть имити­ рующее. Примеров этому достаточно, но вот один яркий, когда русское низводится до лакированной халтурной побрякушки, ис­ полненной истинного подобострастия: «Рус­ ская тройка, русская даль, русская стройка, русская сталь, русская удаль, русский по­ лет, русское чудо, русский народ»,— так можно продолжать долго, впрочем в цити­ руемой песне это и делается, видимо, из убеждения — чем большее количество раз будет произнесено слово «русский», тем сильнее докажет автор свое лояльное отно­ шение к нашему народу. И не более. Ведь о любви к матери не орут дурным голосом на базарных площадях! * Главный дар настоящего поэта— гово­ рить правдиво с самим собой, не обманы­ вать себя и. понимать, когда в себе обманы­ ваешься. Поэтому и настоящий успех начинается там, где поэт открывает нечто именно себе. Лариса Васильева к родному относится страстно— с любовью, лаской, болью, тре­ вогой и гневом. НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ Так было, так есть и так будет от веку во все времена: тебя твой потомок, осудит по мере высокой сполна. За что? За какую измену? Грядущее в смутной дали. Отцы твои рушили стену, Что деды твои возвели. Расхристанные и злые, соборы сметали с лица, но. как ни крушили, России пока что не видно конца. О. с грузом.такого наследства легко ли тебе отвечать, поступки беспечного детства от зрелых шагов отличать. • ........................................................ • Ужель нужно ворога снова, грядущего, землю губя, чтоб вольное имя Донского в тебе разбудило тебя?1 Есть еще одно в этой книге — удивитель­ ное единство пейзажа, раздумий, любов­ ной лирики. Так естественно объединяются поле с природным жилищем человека, лес и река с облаками, плывущрми над миром. Тут может быть то, что кажется случайным, но тут нет чего-то неестественного, чуже­ родного, притащенного только для удивле­ ния соседа, только напоказ. И силу или слабость характера читаю я в этих стихах, глубокой верой или горьким сомнением наполнены строки, но, повторяю, нет в них показного, не своего, ибо все ска­ зано тут только после того, как произошло в душе поэта, в его судьбе. Вся эта книга произошла в душе поэта. И, наверное, не надо было бы писать, после того как родилось и утвердилось убеждение, что Лариса Васильева поэт, о гражданственности ее поэзии, о духовной силе ее правдивого и гармонического сугова, ведь все это как раз и составляет понятие ПОЭТ. Но написать надо, поскольку понятие эго в наши дни часто присваивает­ ся уже и тем, кто долгими тренировка­ ми кое-как освоил умение рифмовать и добиваться публикации рифмованного... «Четыре темы у меня»,— говорит Лариса Васильева, говорит иронически, ибо опреде­ ление их уже исключает само название «те­ ма». Действительно,— «любовь, судьба, вой­ на, мечта» — все это сама жизнь,, только жизнь, про которую не скажешь — «тема моей жизни», но можно сказать — «душа моей жизни». И Лариса Васильева сказала так, что сердце радо повторить за нею: Душа моей жизни — родина, Русь! АЛЕКСАНДР ПЛИТЧЕНКО Сергей Алексеев. Узел. Рассказы и повести, Новосибирск, Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1981. «Надо готовить контрольные. Сроки сда­ чи жесткие... Для будущего-то и надо ре­ шить контрольную вовремя»,— так думает один из персонажей повести «Черный ящик», к таким мыслям приходят герои первой кни­ ги молодого томского прозаика Сергея Алексеева. А «контрольные» не простые, в них — моральная ответственность перед че­ ловеком, душа которого часто непроницаема для постороннего взгляда, как «черный ящик». В них — мучительный вопрос: верить или не верить другому человеку. Ведь чело­ веческая душа — все равно что мина с глу­ боко потаенным бойком: не с той стороны подступишься, и она полыхнет обидой и гневом, резанет осколками мстительности. Каждый персонаж сборника Алексеева при­ вязывается жизнью к узлу обстоятельств, когда ему приходится прикасаться голыми руками к этому загадочному огнеопасному «снаряду» и лихорадочно размышлять: «Где-то спрятан, замаскирован боек с от­ верстием, куда надо вставить чеку. И чув­ ство такое, будто мина эта поставлена на неизвлекаемосгь...» . Изваять лицо человеческое из того неиз­ веданного, неисповедимого, непредсказуемо­ го, что содержит в себе наше каждоднев­ ное существование,— таков художественный мотив, который звучит в произведениях С. Алексеева. Необоснованная подозритель­ ность, разъедающее недоверие оказываются зыбким миражем, который рассыпается, оставляя героя, а вместе с ним и читателя, в положении тягостной неловкости, застав­ ляя с печальным, горьковатым чувством посмеиваться над своими надуманными до­ гадками и предположениями. Так происхо­ дит в повести «Черный ящик», когда на­ чальник сейсмопартии Пухов обвиняет мест­ ного охотника Худякова в убийстве своего товарища Ладецкого, который просто за­ блудился, и заставляет повара Гришу Зай­ цева вскрыть небольшой, выкрашенный в защитный цвет ящик (поскольку Гриша за­ колотил его гвоздями, и никто не знал, что в нем хранилось). А когда тот взломал ящик, перед взором мнительного начальни­ ка представилась кипа «Почетных грамот и дипломов»: «Шеф-повару ресторана «Мет­ рополь»...», «Заведующему производством