Сибирские огни, № 1 - 1983

нову лег, казалось бы, простенький, неза- тейливый обиходно-житейский эпизод. Ав­ тор рассказывает, как однажды получил он от матери посылку с оказией. Незнако­ мые пассажиры поезда Армавир—Новокуз­ нецк передали ему цветы — целое ведро тюльпанов. Кто жил в Сибири, тот понима­ ет, что это за ценность — цветы, да тем бо­ лее ранней весной, которую здесь лучше именовать поздней зимой. Взяв тюльпаны, Немченко, ошалевший от радости, несколь­ ко букетов роздал прямо на улице, а по­ том ездил с приятелем по всему городу' и одаривал ими знакомых, но только через несколько лет вдруг вспомнил, что людей, привезших ему эти тюльпаны, тех самых пассажиров поезда «Армавир—Новокуз­ нецк», кто три дня заботился о «маминой передаче», он забыл отблагодарить, не дал им ни цветочка. И вот теперь, часто видя своих земляков-кубанцев, торгующих буке­ тами в Сибири, он казнится: «Я представил, как где-нибудь- на прос­ пекте Металлургов те двое, что привозили мне передачу из Армавира, увидят дород­ ную тетку с оранжевым тюльпаном в креп­ кой руке. — Почем цветочки? — Пять пара. — С ума сойти! — Не хочете — никто не заставляет... И эти двое пройдут мимо, и (он, словно оправдываясь, скажет: — Нет, ну есть совесть — три шкуры! — Как будто ты их только узнал! — И она качнет головой,— У этого, помнишь, сколько было тогда тюльпанов, а догадал­ ся он — хоть один? — Ну, тот-то жлоба вообще... И на улице, которую я очень люблю, они припомнят не маму, упросившую их тогда взять ведро с тюльпанами, а припомнят меня...» Немченко искал себя, свой стиль,, свою манеру. А тем временем выходили книги, и выходили они странноватыми. Открывалась книга, *например, повестью, где на первой странице прозаик утверждал, что он не со­ бирается описывать, «какие у кого были глаза, кто что подумал и какой бцл в тот вечер закат», а на третьей странице появля­ лось описание этих самых глаз (законы литературы не считались с авторскими дек­ ларациями), где композиция распадалась на отдельные куски, потому что каждый эпи­ зод вдруг приобретал самостийную значи­ мость и не хотел вписываться в круг напе­ ред очерченного авторского замысла (а про­ валивался под собственным весом, как тот описанный Немченко незадачливый сварщик, что резал на высоте автогеном .железный лист, стоя посреди него), где сюжетный стержень порой гнулся под тяжестью ма­ териала, нанизанного писателем. Но в той же книге следом за повестями и романами как бы на подверстку шли рассказы, и вот они-то, разнотемные, разностильные, разно­ калиберные, независимо от расположения (и, похоже, от воли автора), естественно складывались в цельное повествование, спрессованное исконным триединством (ме­ ста, времени и действия) и еще единым ав­ торским мироощущением. И не случайно некоторые из этих рассказов через несколь­ ко лет вдруг соединились в повесть «Под вечными звездами» (Немченко признался, что для него самого это было неожидан­ ностью). Именно в рассказах нашел он ту интонацию особой доверительности, какой- то даже обескураживающей откровенности, при которой попросту нельзя, непорядочно именовать повествователя «лирическим ге­ роем», ибо очевидно, что это сам автор, сам Гарий Немченко рассказывает о бедах, <что искололи, натерли, намозолили душу до того, что боязно к ним прикоснуться памя­ тью и не трогать их тоже нет силы; это он сам доверил бумаге, а следовательно и чи­ тателю, те думы, от которых нет ему по­ коя. В таких рассказах, как «Возвращай­ ся», «Отец», «Эти мамины передачи», «Озябший мальчик», «Журавлиная стая», есть та степень безыекуснйсти, та - мера спроса с самого себя, при которой, как ска­ зал поэт, уже «кончается искусство и ды­ шат почва и судьба», при которой начина­ ется уже исповедь и мольба. Так нельзя говорить с неким абстрактным читателем, так можно говорить только с близким дру­ гом. Он начал с того, что писал о друзьях, а пришел к тому, что пишет для друзей. «И возраст такой, что самая пора за все отвечать. Как .говорит мой друг, с о о т в е т - с тв о в а т ь. Не один я небось все чаще об этом за­ думываюсь. Вот и захотелось мне тем, кому это интересно, что-то такое дружески ска­ зать и улыбнуться, хоть мы не знакомы, и, как говоривали в старину, подморгнуть усом. Вы уж поймите правильно, если улыбка при этом вышла немножко грустная...» Но не сразу, повторяю, осмелился он, говоря словами Пастернака, «дерзать от первого лица». Еще долго исповедь (а «Пос­ ледний день дома» или «Показание для те­ бя одного...» — типичные исповеди) прики­ дывалась новеллистикой. Но наконец не­ верно понятая литературность начала по­ просту мешать, как случилось Зто в расска­ зе «Хоккей в сибирском городе», в основу которого вроде бы положен заманчивый , и тривиальный сю^кет: семейная драма лю­ бимца публики, личная жизнь кумира — в данном случае хоккеиста. Но острый ма­ териал постоянно дырявит старую фабулу, лезет наружу и как бы не позволяет автору ухватиться за первоначальный замысел. И слава богу. Ведь об интимных страданиях «звезд» писано-переписано, читано-перечита- но, а вот чём может стать большой хок­ кей для среднего города; почему мастеровые люди, знающие цену и себе, и настоящей ра. боте, вдруг все разом преклонились перед зелеными юнцами, сумевшими показать себя •в ледовой забаве; как повлиял неожиданно хоккей на город; как снизилась преступ­ ность, повысилась производительность тру­ да на громадных, государственного значе­ ния заводах; как .директор, металлургиче­ ского гиганта вымаливал у ребят победу: «Поднажмите, ведь конец квартала»,— и обещал всем «кое-что» из директорскрго фонда; как внезапно благодаря успехам команды ощутил себя город если не столи­ цей, так одним из центров мировой цивили­ зации; и как потом через год, когда растащи­ ли новичков по именитым клубам и стала команда продувать матч за матчем, приуны­ ли болельщики, подавленные горечью измен ¡0 Сибирские огни № 1