Сибирские огни, № 1 - 1983

семейного благополучия в поисках роман­ тики, не приживались на стройке (Виталий Шапф уехал через два месяца, Королев начал всеми способами доказывать свой приоритет), почему в центре внимания оказались, такие парни, как Мишка Галоч- кин — упрямый, несколько замкнутый и простецки-прямолинейный в своих сужде­ ниях и поступках детдомовец, успевший за неполные двадцать пять лет и трудностей и лиха всякого повидать и приехавший на стройку не жизнь посмотреть, а дело де­ лать. Кстати, после этого романа лет на де­ сять детдомовцы станут основными персо­ нажами прозы Немченко. Береснев, \ Тупа- рек и Филиппов («Пашка, моя милиция»), Громов и Виталик «Зубр» («Конец первой серии» и «В торопливости жизни»), Толйк («Озябший мальчик») — все они либо круглые сироты, либо безотцовщина. По­ чему? Ну потому, во-первых, что среди сверстников автора, среди тех, кто встре­ тил войну дошкольниками, после войны оказалось слишком много сирот — ’это одна из основных особенностей его поколения. А во-вторых, люди удачливые, благополуч­ ные Немченко попросту не интересуют — это уже его личная особенность. Стоит сказать и еще об одном открытии, сделанном им для себя в «Здравствуй, Галочкин!». Роман на девять десятых со­ стоит из диалогов, монологов, из прямой, несобственно прямой и косвенной речи пер­ сонажей. Развернутых или хотя бы мало- мальски крупных и самостоятельных ав­ торских комментариев и отступлений в нем нет. Язык разговорный, обыденный, изо­ билующий просторечиями, жаргонизмами, диалектизмами, техницизмами, шуточками и байками, язык, стремящийся к сокраще­ ниям («Слышь», «Митьк», «погодь»), испещ­ ренный междометиями («хрясь», «их-ты», «кхе-кхе») и звучной невнятицей («Во да­ ет!», «А эта... как ее, ну...»), весь, так ска­ зать, словесный щебень Немченко превра­ щает в строительный материал, следуя то­ му же принципу, который сформулировала Анна Ахматова: «Когда б вы знали, из како­ го сора растут стихи, не ведая стыда». Несколько позже от разговорности он ес- стественно перейдет к сказу, В такой -мане­ ре созданы повесть «Скрытая работа», рас­ сказы «Показания для тебя одного», «Хоккей в сибирском городе» и другие про­ изведения. Потом место условного рассказ­ чика займет сам автор. Но это потом. А по­ ка вернемся к первому роману. Основной конфликт его тоже подсказан журналистикой. .В центре оказалась проб­ лема, которая в те годы весьма интересова­ ла публицистов, а вот прозаиков еще не увлекала — борьба с показухой, с искусст­ венным, тепличным выращиванием передо­ виков, или «маяков», как их тогда называли. Идея была проста, но внутренне проти­ воречива. Считалось, что нужно всемерно помочь ударнику, чтобы он достиг впечат­ ляющих завидных результатов, а потом его достижения окажутся манящим примером, путеводным ориентиром для остальных и вдохновят этих остальных на трудовой подвиг. Но ведь режим наибольшего благо­ приятствования, который создавался «мая­ ку», материалы, которыми он снабжался в первую очередь, внимание, что уделялось ему,— все это отнималось у тех самых «ос- стальных», которые потом должны будут на него равняться. Ни материально, ни мо­ рально рабочих это не устраивало, и на практике зачастую это движение приносило больше вреда, чем проку. В общем тема острая, сложная и неопробированная в худо­ жественной прозе того времени, так что в чем в чем, а в смелости начинающему ро­ манисту не откажешь. А то, что в финале романа конфликт решается излишне просто и прямолинейно, а заодно счастливо за­ вершается нехитрая любовная история,— все это, по-моему, такса за пользование ли­ тературностью, которую тогда он очень уж хотел освоить (этой-то литературности он не раз еще заплатит, и даже сверх счета, пока, наконёц, не убедится, что если и сто­ ит писателю от чего-то избавляться, то не от газетчины, а вот именно от нее — от литературности). Давно известно, что для начинающего писателя вторая книга важнее первой. Пер­ вая — заявка на творческую самостоятель­ ность, а вот вторая — подтверждение и ут­ верждение своей темы, своего литературно­ го стиля, своего мировосприятия. У Гария Немченко второй роман «Пашка, моя мили­ ция» стал программным произведением. Роману предпослано короткое авторское предисловие. Приведу его целиком: «События, описанные ниже, по времени предшествуют другой моей книге «Здравст вуй, Галочкин!» Мне пришлось вернуться к более ранним временам — и теперь полу­ чается так: «Пашка, моя милиция» будет первой моей книгой о сибирской стройке, о самом ее начале; потом «Здравствуй, Га­ лочкин!» — о времени, когда стройка гото­ вится к штурму. Сейчас я начал работу над третьей книж­ кой — о самых горячих днях. Это, конечно, никакая не трилогия, хотя книги связаны между собой, потому, что рассказывают об этапах одной стройки. А герои — разные, слава богу, на стройке их достаточно, не­ которые, правда, действуют и здесь и там. Так, Пашка Береснев появится и в третьей книжке». Как видим, и место предшествующей книги, и тема последующей определены вто­ рым романом. Но важнее, пожалуй, дру­ гое — с этого времени Немченко добро­ вольно и сознательно берет на себя обязанности летописца стройки, с этого времени начинается у него внутренний спор между беллетристом и автором хроники. Художник-беллетрист нашел весьма вы­ игрышный и своевременный жанр — анти­ детектив. Его надобность назревала и ощу­ щалась не только Гарием Немченко. Не случайно ,в те же годы Виль Липатов соз­ дает своего Анискина. Весьма заманчиво взять главным героем новоявленного Шерлока Холмса, который в философии ррзыска исходит из примата добропорядочности и посему все происшест­ вия считает не преступлениями, а наруше­ ниями. А есди человек из лучших побуж­ дений вынужден тем не менее нарушать правила и законы, значит, есть какой-то внутренний конфликт. До него-то и доиски­ вается следователь. Вот эта возможность обнаружить и описать скрытые пртиворе- чия действительности и соблазняет худож­ ника. К тому же сама должность главного