Сибирские огни, № 1 - 1983
как-никак, а привелось им прожить бок о бок в сложных условиях двенадцать дол гих и трудных лет. — Двенадцать лучших лет жизни,— уточняет Немченко. Двенадцать лет, проведенных писателем в Новокузнецке на строительстве Запсиба, где был он сначала ответственным секре тарем, а после редактором местной много тиражки с неудобовыговариваемым назва нием «Металлургстрой», вот эти годы (с 23 до 35) и стали в его жизни тем самым временем, когда человек обзаводится лич ным опытом, семьей, друзьями, собственным взглядом на мир( и своим пожизненным де лом. До Запсиба была Кубань, станица ■От радная, где он родился за пять лет до вой ны, где пережил оккупацию и откуда сем надцатилетним хлопцем приехал в столицу поступать в МГУ на философский факультет. Новоявленный философ напоми нал обличием Хому Брута (сатиновые ша ровары, черная чуприна), но к своему со вершеннолетию, вдосталь хлебнув и горес тей и радостей, ощутил то двуединство жи зни, которое в философской науке именует ся диалектикой и которое через много лет в одном из лучших своих рассказов «Крас ный петух плимутрок» он, повзрослевший, объяснит себе, тогдашнему, так: «Ты ма ленький... потом-то знать будешь... Радость да печаль — они, брат, всегда вместе. Ра дости ждешь, а печаль — уже тут. Пе чаль гонишь, а там, глядишь,— и радость ушла...» Не случайно он поступил на философ ский, как, впрочем,: и не случайно ушел ро- том на журналистику. Есть у Немченко две повести. Одна, ран няя, называется «В торопливости жизни». Другая, написанная позже,— «Под вечными звездами». Соединение этих названий, напо минающее перефразированную формулиров ку знаменитого кантовского «категорическо го императива», и включает, по-моему, основу творчества Гария Немченко. Его ин тересуют вечные истины бытия, проявляю щиеся не в экстремальных ситуациях, не в условных сказочно-притчевых моделях, а в каждодневной текучести жизни, в делах обы денных и вроде бы неприметных. Неспроста повесть (а по ней и целая книга) названа «Скрытая работа», неспроста один из рома нов озаглавлен «Тихая музыка победы» — это в его стиле. Не сразу выработал он этот стиль, впро чем, и до сих пор еще вырабатывает его. Вначале же, похоже, было желание изба виться от журналистских привычек, уйти от них подальше, все-таки несколько лет работы в многотиражке не могли не ска заться. Нет, он никогда не стыдился, да и ныне не стыдится своей газетной молодос ти (обращение «старик» он считает чисто «журфаковским», потому и хранит ему уп рямую верность), но сперва Немченко ка залось, что литература — это что-то со вершенно иное, может быть, даже в корне противоположное Журналистике. Он и начал писать прозу не с рассказов, как другие, а сразу с романа (если уж вы рываться за пределы пресловутых двухсот строк в номер, так сразу — на двадцать печатных листов). Однако от старых, газетных навыков не так-то просто избавиться. Хоть исподволь, хоть ненароком, но они сказываются, да и новый — писательский — опыт приобрести тоже, конечно, не просто. В первом романе было слишком много от очерка, от репор тажа. Нет, не в стилистике, не в компози ции (небольшие огрехи тут вполне прости тельны), а в самом подходе к явлениям, в самом взгляде на них. В этой прозе ощути ма уже рука писателя, но чувствуется еще глаз газетчика, В аннотации, предваряющей отдельное из дание первого романа Немченко, говорится, что в его «основе лежат действительные со бытия, не вымышлены и герои». Можно было и не перестраховываться, не давать подобного объяснения, поскольку уже в названии «Здравствуй, Галочкин!» заметна некая фамильярность приятельства — так обычно окликают давнего знакомца. Р/оман написан в начале шестидесятых годов — время, когда так называемая «мо лодежная проза» уже перестала цвести, но начала бурно разрастаться. Столичный иро ничный юноша-старшеклассник или сту дент — прочно занял место главного героя большинства повестей и рассказов. На пер вых страницах он выказывал характер, а потом автор отправлял его в Сибирь на какую-нибудь стройк-у, где он, ' «хлебнув жизни», должен был многое осознать, пере чувствовать, передумать. Образ, удачно найденный в конце пятидесятых, к началу шестидесятых превратился в штамп. С этим-то штампом и затеял спор начинаю щий романист, затеял, не декларируя раз ногласий, но намереваясь на конкретном примере показать всю надуманность сло жившегося стереотипа. А раз так, то, ес тественно, его главными козырями оказа лись именно конкретность, реальность, невымышленность материала. Ведь на-этой самой '«сибирской стройке» он не проездом побывал, а работает здесь, и уж кому-кому, а ему-то доподлинно известно, каково оно житье в палатках и общагах, что такое мо роз за сорок, при котором «актируют» ра бочий день, и как в таких обстоятельствах, да еще при вечной нехватке материалов и при организационной чехарде и неразбери хе, без которой не обходится начало ни од ной крупной стройки, проявляется тот са мый энтузиазм, о коем написаны тысячи страниц «молодежной прозы». Он знал, что телогрейки бывают двух по кроев; что хлеб в поселок привозится уже разрезанным на куски, иначе по пути он так промерзнет, что его и топором не раз рубишь; знал, каковы расценки на стройке и сколько «кубов» может вкложить за смену каменщик пятого разряда; знал, ка кую температуру в сети должен поддер живать кочегар котельной, чтобы .не замо розить поселок; знал, что перед дверью конторы обязательно прибита на полу ж е лезная пластинка, о нее чистят сапоги соскребая грязь с подошвы. Знал он и тысячи других мелочей и густо сдабривал ими свой роман, ибо все эти невыдуманные, а каждодневной газетной практикой добы тые реалии быта и работы давали возмож ность показать, почему столичные иронич ные ребята, сбежавшие от однообразия !
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2