Сибирские огни, № 1 - 1983
Дверь ему открыл Марусенко сам: был он в фартуке, в рубашке с засученными рукавами — занимался в прихожей стиркой. Жарко пахло паром, мылом. Гора белья лежала возле стиралки, на низкой лавочке. — Как вы кстати,— забормотал Марусенко, торопливо вытирая фартуком руки.—А я только что думал о вас. Хотел даже ехать в уп равление. — Я всего на минутку, Феодосий Сергеевич,— попытался Олег за держаться у дверей. Но Марусенко, здороваясь, цепко ухватился за него и не отпускал. — Я понимаю, понимаю,— кивал он.—Но у вас есть вопросы, у ме ня есть вопросы... И что же мы — у порога, что ли? Марусенко, раздвигая ногами стоявшие на полу тазы и, захлопывая за Олегом дверь, проводил его в комнату, поставил перед ним стул. — Садитесь... ради бога, садитесь,— похлопывал он ладонью по сиденью.— Вы такой редкий гость... В комнате, на диване, лежала, накрывшись простыней, больная мать Марусенко. Она, вероятно, узнала Олега — тотчас же поднялась, придерживая у груди блеклый халатик. — А мы сейчас чайку... чайку...—захлопотала, засеменила, шаркая тапочками, она. Олег отказывался: — Честное слово, очень спешу... Я ведь еще и на службе не был... — Ну немножко...—уговаривал Марусенко.—Это ведь тоже ваша служба — навестить подчиненного... узнать, чем и как он дышит. Ведь так, да? Так? Из другой комнаты, молча повиснув на ручке двери, выглянул младший сын Марусенко, такой же крупноголовый, как и папа, и силь но ушастый — что, может, потому особенно бросалось в глаза, что оба они были очень коротко, почти наголо, подстрижены. — Вот так вот мы и живем,— смущенно разводя руками, показы вал вокруг себя Марусенко.—Но, как говорится, чем богаты, тем и ра ды... Так же, да? — Да,— нейтрально отвечал Олег.—Я приезжал ведь к вам, знаю.... Обстановка в комнате, в общем-то, была обычная: сервант с вы ставленными на зеркальной полочке чайными чашками и рюмками, глу хой массивный шифоньер, стол с приставленными к ему стульями, теле визор. И только какие-то узлы на столе, полусвернутый в рулон матрац, широким полосатым углом торчавший из-за шифоньера, чемоданы, со ставленные один на другом возле стены, у входа, и даже эта не убран ная с дивана постель —создавали ощущение вокзальной скученности, набитости. — Собрался вот в деревню,— кивая на чемоданы, говорил Мару сенко,—да вот никак не решусь... Домик подвертывается по дешевке. Но там надо кого-то обязательно прописывать... А чтобы прописать, надо здесь выписать... Но как выписать, когда я на очереди на расши рение?! Ей-богу, прямо голова кругом... Потому и хотел ехать к вам... А вы вот сами... Мама с женой никак не ладят... Понимаете?.. Хоть плачь!.. Мать Марусенко суетилась возле них: убирала со стола узлы, стели ла чисто-белую скатерть, выставляла из серванта чайные чашки. — Я чуть живу... руки отваливаются, отекают,—временами встав ляла и она, болезненно морщась и качая головой.—А Райка — ни сва рить, ни постирать... Пока Федя не психанет, не возьмется... А от нее только и слышишь: я тоже работаю!.. Я тоже работаю!.. — Да, да, плохо,— выслушивая ее, поддакивал Олег. — Ну и вот, если мы выпишем маму, а, то как? —допытывался от него Марусенко.— С очереди не снимете? Нет? Могу !я спокойно уехать в деревню?.. — Ну давай, Феодосий Сергеевич, прикинем вместе,— говорил Олег,—Вас ведь и так тогда останется четверо. Четырежды девять... а
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2